Повисло молчание. Брайони чувствовала, что ее сердце вот-вот выскочит из груди. Она не осмеливалась ни шевельнуться, ни вздохнуть, ожидая приговора вождя. Когда Два медведя заговорил, она прикрыла глаза и молилась о том, чтобы ее пощадили.
— Пленная белая женщина, которую с этой минуты мы будем называть Наездницей-в-бурю, останется с нами и изучит наши обычаи, а мы сделаем ее одной из нас, дочерью цисцистас, членом отряда наших воинов октоуна, и наступит день, когда она станет женой одного из наших храбрецов. Она будет жить в типи Женщины-антилопы, а на'го' Быстрого оленя и другие женщины нашего лагеря обучат ее всему, что она должна знать. А когда кто-то пожелает сделать Наездницу-в-бурю своей суженой, он придет ко мне со своими приношениями, и я определю, достоин ли он этого.
Выслушав речь вождя, Много-Орлиных-Перьев подался вперед, и Брайони в тусклом свете жилища показалось, что глаза его горят ненавистью. Но Два медведя лишь покуривал свою деревянную трубку и не обратил никакого внимания на негодование шамана.
— Я сказал, — заявил вождь в заключение, — и так тому и быть.
Брайони облегченно вздохнула. Но все же, благодаря судьбу за такое благоприятное для нее решение, она ощущала гнетущую тяжесть на душе. Верно, ей сохранили жизнь, но разве определенная этим решением ее судьба — это то, на что она рассчитывала? Ее единственным желанием было воссоединиться с Джимом, жить с ним опять в радости и любви. А теперь она даже не смела загадывать, увидит ли когда-нибудь его вновь. Хотя ей предстояло стать членом племени, она оставалась пленницей. Увидит ли она Джима? Дэнни, Трайпл Стар? Опечалится ли муж, доказавший свое безразличие по отношению к ней, тем, что она никогда не вернется? Она попыталась скрыть слезы, слепившие ее глаза, когда Быстрый олень поднял ее с земли.
— Я опять отведу тебя в типи моей наго. У нас много дел, и тебе многому надо научиться.
На его красивом медном лице она не прочла никакого намека на триумф, удовлетворение, никакого знака, что он доволен решением вождя. Брайони обернулась к вождю, когда воин повел ее к выходу.
— Бла…годарю тебя, Два медведя, — тихо произнесла она, встретившись с вождем взглядом.
Даже если Два медведя и заметил в ее огромных глазах муку, он не подал и виду; вместо этого он лишь кивнул и поднял руку в знак прощания:
— Мы еще поговорим, Наездница-в-бурю. Когда придет срок, мне нужно будет многое сказать тебе.
Затем ее увели из типи, не оставив даже возможности задуматься над словами, сказанными им. На сердце у девушки было тяжело, ее переполняло отчаяние, а Быстрый олень вновь увлекал ее в серую морось зимнего утра.
Глава 11
Тусклое солнце садилось за горизонт. По прерии брела одинокая фигура. Изящная и грациозная, несмотря на тяжелую накидку из бизоньей шкуры поверх одежды из оленьей кожи, женщина медленно двигалась в восточном направлении, ее руки были нагружены грудой веток и коры. Она то останавливалась, чтобы наклониться и подобрать еще одну ветку, то быстро двигалась дальше по мерзлой земле. Вскоре, посмотрев на заходящее светило, она неторопливо направилась к типи, расположенным за небольшим холмом.
Уже прошло почти три недели с тех пор, как Брайони приютили у себя шайены. Она привыкла к рутине жизни индейского лагеря и быстро усваивала все то, чему ее учили Женщина-антилопа и другие. Поскольку лагерь кочевал в направлении Пограничных равнин Llano Estacado
[12]
, ее руки и голова были всегда заняты. Ежедневно она вместе с Женщиной-антилопой разбирала и грузила типи со всеми столбами, вещами и утварью на повозку, которую везли за собой пони, следовавшие с племенем дальше на запад по протяженной пустынной местности среди высокогорных равнин. Когда отряд добирался до места ночевки, в обязанность женщин каждой семьи входили сборка и установка типи, разборка вещей, собирание хвороста для костра и приготовление еды для мужей и детей. Скоро Брайони усвоила, что зятья отвечали за добывание еды, замужние дочери приносили мясо своим матерям для приготовления, а затем доставляли готовую пищу обратно в свои жилища. Однако у Женщины-антилопы не осталось в живых никого, кроме Быстрого оленя, поэтому во время каждой трапезы он был их единственным гостем. Чаще всего он беседовал лишь с матерью на их языке, не удостаивая Брайони вниманием. Хотя девушка понемногу начинала понимать обрывки фраз на шайенском языке, все же не поспевала следить за их быстрой речью, и чаще всего молча поглощала еду, опустив долу глаза, глубоко пряча свои мысли, которые уносились далеко, очень далеко от этих мест.
Когда она бодрствовала, все ее мысли, не связанные с повседневными трудами, были о Джиме. Она отчаянно скучала по Джиму, ей так хотелось быть рядом с ним, что душа изнывала от тоски. Хотя индейцы приняли ее в свою общину, она чувствовала себя чужеродным телом среди них, врагом, и часто ее охватывало острое беспокойство в те моменты, когда, проходя мимо группы парней или женщин, она замечала, как они перешептывались между собой. Женщина-антилопа познакомила ее со многими другими пожилыми женщинами племени и несколькими более молодыми, и, хотя они охотно показывали ей, как пользоваться каменным молотком для забивания в твердый грунт столбиков при сооружении типи, как колоть дрова и как делать суп погуще, добавляя в него высушенную на солнце и растертую в порошок индейскую репу либо плоды опунции, она ощущала в них какую-то обиду, какое-то отчуждение, и это усугубляло ее одиночество. И в эту минуту, когда девушка шла в лагерь со своей ношей, она робко улыбнулась женщине по прозвищу Серая голубка, также возвращавшейся с грузом хвороста, однако ширококостная женщина с мрачным лицом только пробормотала что-то в ответ и скрылась в своем жилище.
— Наездница-в-бурю.
Она обернулась, когда услышала свое индейское прозвище и увидела, что к ней подходит Два медведя, облаченный в богатое, узорчатое одеяние из оленьей кожи, приличествующее вождю; две косички болтались у него на плечах, а спину прикрывала накидка из волчьей шкуры.
— Отнеси хворост Женщине-антилопе и приходи ко мне. Мне нужно поговорить с тобой — для этого сейчас самое подходящее время.
— Хорошо, Два медведя.
Брайони смотрела ему вслед, пока он широким шагом шел через лагерь. У нее не было возможности поговорить с ним с того самого утра, когда вождь решил сохранить ей жизнь и оставить с племенем. Теперь ее одолевало беспокойство: о чем он собирается беседовать с ней? Девушку внезапно охватил страх, не передумал ли вождь, не захотел ли избавиться от нее, но она постаралась не думать об этом, входя в свое типи, заверив себя в том, что Два медведя не похож на человека, который ставит под сомнение свои собственные решения или меняет их по прихоти, и в том, что он наверняка не мог услышать каких-либо жалоб в ее адрес ни от Женщины-антилопы, ни даже от Быстрого оленя. Первая, довольная тем, что хоть кто-то делит с ней бремя повседневных забот, хвалила Брайони за усердие, а у ее сына тоже не было никаких оснований укорять ее.
