– Что, жалобу подавать будете на мой незаконный отказ в удовлетворении ходатайства? – холодно спросила она, пробегая глазами текст на экране компьютера и поправляя найденную опечатку.
– Не буду, Надежда Игоревна. Моя задача найти доказательства, которые вас убедят. Пока что я с этой задачей справляюсь откровенно плохо, вы отказываете мне в удовлетворении ходатайства уже во второй раз, – улыбнулся Кирган. – Но я не оставляю попыток. Вы уж не сердитесь на меня, у каждого из нас своя работа. Вы свою делаете очень хорошо, я буду стараться вам соответствовать.
Он закрыл портфель и направился к двери.
Рыженко оторвалась от компьютера и с удивлением посмотрела ему вслед. Да, она его ненавидит, но надо отдать должное этому адвокату: он умеет достойно проигрывать. Если бы не то, что случилось в прошлом году, она бы, наверное, даже смогла его уважать. Мысль привычно соскользнула на дочь Лену, семнадцатилетнюю пышнотелую, в мать, красавицу. Ею начали интересоваться молодые мужчины, и не только совсем молодые, но и те, кому за тридцать, и Ленка явно испытывает к ним симпатию, тянется к ним, а на ровесников внимания не обращает. Ведь одиннадцатый класс, ей в институт поступать, а в голове одна любовь! Нельзя упрекать ее в том, что ровесники не вызывают интереса, Ленка потеряла отца и инстинктивно пытается прилепиться к мужчине постарше, чтобы не так остро ощущать свое внезапное сиротство, но как бы хотелось уберечь ее, чтобы никто не обидел, не унизил, не искалечил жизнь… Интересно, такой, как этот адвокат Кирган, смог бы составить счастье семнадцатилетней девочки? Да, наверное, он жестокий и беспринципный, но ведь сильный, уверенный в себе, не опускающийся до хамства, грамотный и профессионально состоявшийся. И каким вообще должен быть мужчина, которому Надежда Игоревна Рыженко без колебаний доверила бы судьбу своей дочери? Она в последнее время постоянно ловила себя на том, что рассматривает под этим углом зрения каждого мужчину, попадающегося на ее пути, будь то оперативник, следователь, свидетель или преступник. Когда же закончится период ее материнского беспокойства? Когда Ленке исполнится сорок? Когда она выйдет замуж? Когда родит ребенка? Или материнское беспокойство умирает только вместе с самой матерью, даже если ее дочь уже бабушка?
Виталий Кирган и сам не мог бы объяснить, что так тянет его в этот дом на Бульварном кольце. Он никому ничем не обязан, и уж тем более не обязан приезжать сюда, сидеть с Маргаритой Михайловной, Борисом Леонидовичем и Ленаром, разговаривать с ними и что-то объяснять. Но он все равно приехал, более того, явился не потому, что Марго позвонила и пригласила. Он сам позвонил Борису Леонидовичу, а когда тот озвучил предложение приехать на ужин, без колебаний согласился. Почему? Зачем? Что ему тут делать? Что он вообще забыл в этой странной «двойной» квартире, у этих странных людей, которых Виталий про себя называл «старичье»? Он не был приучен прислушиваться к себе и своим внутренним ощущениям, он вообще не очень хорошо разбирался в чувствах и мыслях людей, в том числе и в своих собственных. Во всяком случае, для себя лично он решил, что едет к Марго и Борису исключительно потому, что его подзащитная просила погадать ей на картах Таро. А что? Хороший предлог.
Когда он приехал, Ленар уже сидел у Марго, а вот Бориса Леонидовича не было.
– Он скоро освободится, – пояснила хозяйка и как-то странно улыбнулась.
Впрочем, причина этой улыбки стала понятна Виталию уже через четверть часа: он услышал, как открылась дверь соседней квартиры и раздались два голоса: звучный баритон Райнера и веселый девичий смех. Через пару минут Борис Леонидович появился в гостиной и присоединился к трапезе.
Кирган рассказал о знакомстве с продавщицей Олесей Кривенковой и об отказе следователя ее допросить или приобщить ее показания к делу.
– И что же в таких случаях бывает? – расстроенно спросила Марго. – Неужели ничего нельзя сделать?
– Ну почему же? Я могу подать жалобу судье на отказ следователя в удовлетворении ходатайства.
– А судья может вам помочь? – встрепенулся Ленар.
– Крайне маловероятно, – развел руками Виталий, – судьи обычно становятся на сторону следователя, а не адвоката.
– А почему? – продолжала допытываться Марго.
– Потому что для того, чтобы понять, насколько обоснован отказ следователя, судья должен очень хорошо знать материалы дела и ориентироваться в нем. А как вы себе это представляете? Судья не может достать дело из шкафа и прочитать, оно у следователя. Откуда ему знать, нужно для следствия то, что предлагает адвокат, или это пустая трата времени и сил? Вы поймите, судья очень загружен, он ведь не только ходатайства рассматривает, он еще и дела слушает, и множество других функций выполняет в рамках судебного контроля, он не может вникать в каждую бумагу, ему куда проще встать на сторону следствия, потому что следователь наверняка знает дело хорошо, и если он отказал, то не без оснований, а адвокаты довольно часто буквально бомбардируют судей разными жалобами на действия следователей, просто чтобы показать, что они не зря хлеб едят и честно отрабатывают деньги клиента. Так что надеяться на то, что суд удовлетворит мою жалобу, не приходится. Но если Ленар настаивает, то я, конечно, ее подам.
– А что же мне делать теперь? – растерянно проговорил Ленар.
– Работать будем дальше, – бодро ответил Виталий, – пока не найдем то, что убедит нашего несговорчивого следователя. Конечно, с ней будет трудно, она ко мне предвзято относится и ни с чем не соглашается.
– Так, может быть, это и неплохо? – сказала Марго.
– Как так? – вскинул на нее удивленные глаза адвокат. – По-моему, это как раз очень плохо.
– Не скажите. Было бы куда хуже, если бы ваша следователь со всем соглашалась. Тогда вы не могли бы двигаться вперед.
Кирган глянул с интересом, усмехнулся.
– А что, Конфуций и про следователя что-то умное говорил? Или про адвоката?
– Он сказал про одного из своих учеников: «Он не помощник мне; во всех моих речах он находит удовольствие». А Конфуцию не нужны были рядом те, кто находит правильным все то, что он говорит, ему нужны были оппоненты и критики, это позволяло ему оттачивать собственные аргументы и делать их более убедительными. Так что от вашего несговорчивого следователя должно быть много пользы.
– Не знаю, – задумчиво протянул адвокат, – не знаю. Мне кажется, она меня просто ненавидит, и все ее возражения продиктованы не профессиональными соображениями, а личной неприязнью.
– За что же ей вас ненавидеть? Вы чем-то ее обидели?
Марго показалось, что в глазах Киргана мелькнуло раскаяние или сожаление. Но он ничего не пояснил и не рассказал, просто пожал плечами:
– Да она такая, она всех адвокатов ненавидит, как и любой следователь, впрочем. И здесь ничего нельзя изменить.
– А вот тут вы ошибаетесь. – Марго лукаво посмотрела на адвоката. – Изменить можно любого человека.
– Ну нет, – рассмеялся Виталий, – только не Надежду Игоревну. Бой-баба, кремень, непробиваемая абсолютно.
