– Володя, я тут узнал по случаю, что ты бываешь в гостинице, – начал он. – Почему я об этом не проинформирован? Это не дело. Ты лишаешь меня возможности должным образом организовать твою охрану.
– Да брось ты, – Забродин небрежно махнул рукой, – не парься. Это мое частное дело.
– Я не спорю, – терпеливо возразил Николай Павлович, – дело у тебя может быть любое, я в это не лезу, хоть ты там с бабами встречайся, хоть с агентами иностранных разведок. Но моя задача – обеспечивать твою безопасность, а ты мешаешь мне эту задачу выполнять.
– А ты мешаешь мне работать, – внезапно взорвался Забродин. – Что ты приматываешься со всякой ерундой? Я же сказал: ничего не надо, это мое личное дело, и ничего в этом отеле со мной не случится. И вообще, я там не один. Так что иди, Коля, иди.
Вот именно, он там не один. Он там со своими личными помощниками Славиком и Юлей, которые, выходит, полностью в курсе, зачем Владимир Григорьевич ездит раз в неделю в отель, а он, его старинный товарищ, ничего не знает и знать не должен. Эти помощники, будь они неладны, вообще взяли слишком много власти, к хозяину мимо них не прорвешься, особенно Славка Суханов старается, прямо глотку рвет, чтобы все понимали, какое важное место рядом с шефом он занимает. Юлька-то – она поспокойнее, вперед не лезет, ничего себе не позволяет, голос не повышает, всегда улыбается и вообще любезная такая деваха, а вот Славку Самойлов своими руками придавил бы. И почему Володя этой молодежи доверяет больше, чем ему, Николаю, с которым вместе они не один пуд соли съели? Несправедливо это, неправильно.
Выйдя из кабинета Забродина, Николай Павлович первым делом разыскал того самого телохранителя Андрея, который, как оказалось, был выходным и отсыпался дома. Более того, Самойлов даже сам поехал к нему домой, полагая, что на своей территории парень будет менее зажат и более разговорчив. Но ожидания его не оправдались. Андрей краснел, бледнел, мялся, отводил глаза и невнятно бормотал:
– Владимир Григорьевич сказал, что уволит меня, если я проболтаюсь.
– Но ты ведь знаешь, зачем они ездят в отель, – настаивал Самойлов. – Ты ведь стоишь рядом, за дверью, ты же не можешь не слышать, о чем они говорят.
– Не могу, – понурив голову, признавался Андрей.
– Так о чем?
– Не могу сказать, я Владимиру Григорьевичу обещал никому ничего не говорить. Он уволить грозится.
– Послушай. – Самойлов перешел от настойчивых требований к увещеваниям. – Это ведь и в твоих интересах. Я – твой начальник, я – твой работодатель, моя задача, которую ты помогаешь мне выполнять, это обеспечение безопасности Забродина. Ну как мы с тобой можем эту безопасность обеспечивать, если отель совершенно не прикрыт? Ты сам своей головой подумай, ты же опытный работник…
Он хвалил Андрея, превознося его профессионализм, в котором, честно признаться, Самойлов сомневался, он взывал к долгу, к разуму, к логике, наконец, просил просто поверить ему на слово: Забродин никогда не узнает, кто проговорился Самойлову. Но ничего не помогало.
– Я не хочу, чтобы меня уволили, – твердил Андрей.
– Да кто тебя уволит! – заорал в конце концов Николай Павлович. – Я тебя брал на работу, я, а не Забродин, и ты в штате ЧОПа, а не в штате холдинга. Не может Забродин тебя уволить, понимаешь ты это или нет? Нет у него для этого никаких полномочий.
Парень опустил голову и тихо проговорил:
– Тогда он меня просто убьет. Я его боюсь.
И с этим постулатом Николай Павлович уже ничего не смог поделать.
Ему было страшно обидно осознавать, что у Забродина есть некий секрет, которым он поделился с помощниками и о котором знает даже сопливый охранник Андрюша, но о котором не велено рассказывать ему, Николаю Самойлову. «Он дистанцируется от меня, – понял Николай Павлович, – отодвигает меня в сторону, дает понять, что я ему не нужен, что он мной не дорожит. Приблизил к себе этого выскочку Славку Суханова, а меня отстраняет. Наверное, хочет заключить договор с другим ЧОПом, его больше не устраивает, как работают мои ребята. Но почему он сам со мной не поговорил? Почему ничего не сказал, даже не дал понять, что чем-то недоволен? Я что, идиот, с которым нельзя нормально объясниться? Я что, слов человеческих не понимаю? Я бы все исправил, если Володю что-то не устраивает. Зачем же так-то, как тупого поганого пса, из дома гнать?»
С этого момента Самойлов стал внимательно приглядываться к каждому движению Забродина, вникать в каждое его распоряжение, обдумывать каждое слово, которое становилось ему известно. И с ужасом обнаружил, что Володя больше не зовет его в свой кабинет «просто так, посидеть, выпить по рюмочке, обсудить, обдумать», не останавливается в просторных холлах и коридорах холдинга, встречая своего консультанта по безопасности, а быстро проходит мимо, едва кивнув, как чужому. Самойлов больше не получает ни письменных, ни устных распоряжений от руководителя. Как будто нет ни в холдинге, ни вообще на этом свете Николая Павловича.
Он почти сразу понял, что это означает. Его хотят выжить, но выжить так, чтобы он ушел сам. Не хватает у Володи Забродина духу указать старому товарищу на дверь и напомнить о пенсионном возрасте, а вот создать такую обстановку, чтобы человек не выдержал и ушел сам – милое дело, и вполне в духе Забродина, которого Николай Павлович за годы знакомства успел неплохо изучить. Ну что ж, коль так…
Нет, он все-таки решил сделать последнюю попытку. Не может же быть, чтобы все оказалось так пошло и грубо. Наверное, он сам что-то не так понял, не так оценил, не то подумал. Он постарается до конца выполнить свой долг, как его понимал Николай Павлович Самойлов.
– Хорошо, – кивнул он после долгих раздумий, – я поговорю с Владимиром Григорьевичем, попрошу его принять вашего следователя и сохранить его визит в тайне даже от помощников. Я ведь правильно понял вашу просьбу?
– Совершенно правильно, Николай Павлович. Скажу вам по секрету, один из наших фигурантов – помощник Забродина Вячеслав Суханов, и нам в первую очередь хотелось бы именно его оградить от излишней информированности.
Ну что ж, это меняет дело. В корне меняет. Раз Славик попался, туда ему и дорога. Но все-таки надо сделать попытку защитить Володю, если он в этом нуждается. Самойлов нажал кнопку селектора на своем столе и связался с охраной на первом этаже.
– Сам здесь? – коротко спросил он.
– С утра приехал, не выходил, – послышалось в ответ.
– А Суханов и Шляго на месте?
– Суханов отъехал минут двадцать назад, Шляго только что прошла к выходу, стоит на крыльце и с кем-то разговаривает, бумаги передает. Позвать?
– Не надо.
Значит, Володя на месте, а его церберов рядом нет. Самое время.
– Посидите в приемной, – строго проговорил он, – подождите меня, я переговорю с Владимиром Григорьевичем.
Оперативник послушно вышел в приемную и занял место на стуле, сел, откинув голову и уперевшись затылком в стену. Самойлову даже показалось, что парень мгновенно задремал.
