Волков поднял пистолет. Янчорас оглянулся, и Евсеев прыгнул,
чтобы остановить полковника. Прыгнул он неудачно. Вместо того чтобы остановить
старшего офицера, он вынудил его нажать на курок. Прозвучал тихий выстрел, и
капитан чуть пошатнулся и лишь затем упал, словно подрубленный, ничком вперед.
Пуля попала ему прямо в сердце. Он умер мгновенно.
— Вы его убили, — застонал Евсеев. Волков быстро
наклонился над телом, профессионально приложив руку к шее капитана.
— Да, — наконец произнес он, — кажется,
готов.
— Зачем нужно было стрелять?
— Это потому, что ты бросился под руку, —
оттолкнул его Волков, — нужно быть осторожнее.
— Поэтому вы его убили, — Евсеев подошел к
лежащему на полу капитану и, подняв руку, попытался найти его пульс. Но
лежавший на полу Янчорас был уже мертв. Евсеев быстро достал из его кармана
бумажку и услышал насмешливый голос стоявшего над ним полковника:
— Барахло собираешь? Дай мне эту бумагу.
Ослушаться Евсеев не мог. Передав бумагу, растерянно
опустился на стул.
— Что теперь будет? — прошептал он, обхватив
голову руками. — Что теперь будет со всеми нами?
— Все будет в порядке, — успокоил его
полковник, — труп мы отсюда заберем. Ты, кажется, говорил, что завтра вас
будут считать по головам. Вот вам еще одна голова. Я могу пройти в самолет
вместо него.
— Из-за этого вы его убили? — шепотом уточнил
Евсеев.
— Конечно, нет. Ты видел, что это случайно, ты толкнул
меня под руку.
А вот бумагу у него я забрать хотел. И тебе тоже не дам.
Пусть у меня полежит, надежнее будет.
— Господи, — повторил Евсеев, — что теперь с
нами со всеми будет?
И, уткнувшись в свои короткие ладони, он вдруг истерически,
как баба, заплакал. Вернее, даже не заплакал, а запричитал. Словно вся та
тяжесть, которая висела на нем, смогла разрешиться каким-то сильным
эмоциональным выходом.
А стоявший рядом полковник убрал документ в свой карман и
спокойно смотрел, как воет майор Евсеев.
Мюнхен — Берлин. 25 января 1991 года (продолжение)
— Я опять должен куда-то лететь? — спросил,
уточняя последние слова Трапакова, Юджин.
— Должен. Только не лететь. Тебе еще нужно напоследок
помочь нам выяснить некоторые вещи.
— А почему помогать нужно именно мне? Трапаков сделал
знак рукой, попросив замолчать. И, поднявшись, подошел к двери. Прислушался.
Все было тихо.
Он вернулся и шепотом попросил:
— Включи радио.
Кемаль, поняв в чем дело, включил радио, и громкая музыка
заполнила купе. Скэллер позволял исключать возможность применения
подслушивающих средств, но не гарантировал от прямого подслушивания в том
случае, если кто-нибудь из сотрудников ЦРУ будет слишком часто проходить по
коридору мимо купе Юджина.
— Ты понимаешь, начал Трапаков, речь идет о твоих
деньгах. Их у тебя слишком много, чтобы так просто все бросить.
— Знаю, — спокойно сказал Кемаль, — поэтому я
всегда держал часть денег на нейтральных счетах в Швейцарии и Франции. Но это
действительно только часть, примерно пять-семь процентов. Вытащить все
невозможно. В Лэнгли сразу поймут, что мы хотим сделать, и заблокируют все мои
счета. И в Канаде, и в США.
— Верно, — согласился Трапаков, — но только в
том случае, если ты начнешь суетиться и переводить эти деньги в другие банки,
на другие счета.
— А какая мне польза от тех, которые лежат на мое имя?
Если вернусь в Москву, им ничего не стоит доказать, что я сбежал, и по решению
суда конфисковать все мое имущество.
— Правильно. Именно поэтому мы и предлагаем тебе не
трогать эти деньги. Вообще не трогать ни цента. Они должны лежать на твоем
счету в качестве гарантии твоей платежеспособности.
— Для чего мне такие гарантии?
— Слушай, Кемаль, — даже здесь, в купе, при
громкой музыке, с включенным скэллером в кармане, в окружении агентов КГБ,
полковник Трапаков не называл своего коллегу его настоящим именем, ты ведь
гораздо лучше меня должен понимать такие вещи. Ты был капиталистом целых
семнадцать лет. И семнадцать лет учился управлять миллионами долларов. Ты
должен понимать, как это делается: ты дашь чек на сумму, которая у тебя есть. И
которую кто-то другой попытается изъять.
— Он должен мне что-что предложить. Какая форма
сделки? — автоматически спросил Кемаль и улыбнулся. — Кажется, ты
прав. Я действительно стал капиталистом.
— Тебе все объяснят в Берлине. Нам важно, чтобы ты
после прибытия в город поселился в определенной гостинице в Западной части
города.
— В Западной? — удивился Кемаль. — По-моему,
это неразумно.
— Так нужно, — пожал плечами Трапаков. — Тебе
необходимо остановиться в «Гранд-отель Эспланада», так, по-моему, называется
эта гостиница. Там заказан для тебя люкс, или, как говорят в таких случаях,
сюит. Номер заказан с таким расчетом, что рядом с тобой в соседнем номере будем
находиться мы.
— Это не совсем правильно, — упрямо возразил
Кемаль, — за мной следят сотрудники ЦРУ. Они понимают, что, переехав
границу Германии, я оказываюсь в зоне, контролируемой советскими войсками. И
вдруг я сам отказываюсь от этого и переезжаю в Западную зону. Они могут
догадаться, что началась какая-то игра.
— Может, ты и прав, — подумав, ответил
Трапаков, — но тебе все равно нужно ехать именно в этот отель. Мы не можем
ничего менять на ходу поезда.
— Надеюсь, они все правильно просчитали, —
пробормотал Кемаль. — Что мне нужно там делать?
— Завтра днем к тебе приедет наш эксперт. Ровно в два
тридцать. Он будет вместе со мной. Он и объяснит тебе весь замысел операции.
— Понятно, — вздохнул Кемаль, — я думал, что
уже вернулся домой.
Выходит, я ошибался. Хотя, с другой стороны, я должен быть
доволен. Возвращаюсь домой в сопровождении целого эскорта сотрудников КГБ и
ЦРУ.
— Меня просили передать тебе, что это вынужденная мера.
У нас в Праге погиб один наш товарищ. И мы обязаны все проверить.
— Кто погиб?
— Ты его не знаешь.
— Я многого не знаю, — согласился Юджин. —
После Андропова ведь был Чебриков. И только потом Крючков. Верно?
— Не совсем. После Андропова был еще несколько месяцев
Федорчук. Потом — Чебриков. И уже во времена Горбачева назначили Крючкова.
— А кто вместо него? Я не мог в Канаде собирать
специальные сведения о советской разведке. Это сразу бы вызвало подозрения.
Хотя знаю, что Шебаршин.
Но я его фамилию раньше не слышал.
— Он работал в Иране. В нашем отделе. Был там
резидентом, но уже после твоего отъезда.
[8]
