«Только бы генерал уже вернулся в штаб», — нетерпеливо
думал Волков, глядя на часы.
Прошла лишь пара часов, и Сизов вполне мог подъехать чуть
позже. Но ему повезло. Уже подъезжая к зданию, он понял, что генерал вернулся.
Его автомобиль стоял, припаркованный на стоянке. Видимо, Сизову надоела игра с
немцами в кошки-мышки.
Полковник ворвался в кабинет генерала, тяжело дыша.
— Я узнал, кто должен был лететь в Прагу, — сказал
он, закрывая дверь.
— Это Софи Хабер. Нам нужно ехать к ней.
Сизов холодно взглянул на него.
— Возьми людей и действуй. До утра документы должны
быть у меня на столе.
Москва. 27 января 1991 года
В этот день, в воскресенье, председатель КГБ приехал на
работу. Он ждал окончательных результатов аналитического управления генерала
Леонова.
Сотрудники просчитывали возможность введения в стране
чрезвычайного положения и давали прогнозы на возможные результаты референдума о
сохранении СССР, который должен был состояться в марте этого года.
Он всю неделю ждал результата и теперь, рано утром приехав
на работу, знал, что генерал Леонов уже ждет его с конкретным результатом, полученным
его сотрудниками. До того как возглавить аналитическое управление КГБ СССР,
генерал Леонов был заместителем начальника ПГУ КГБ СССР и много лет работал
вместе с Крючковым. Они давно и хорошо знали друг друга. Именно поэтому
председатель КГБ и поручил эту сложную задачу генералу.
Сейчас, сидя в своем кабинете, Крючков в который раз
подумал, что в стране все идет не так, как нужно. Сведения, получаемые от
Циклопа — ответственного сотрудника ЦРУ Олдриджа Эймса, еще раз подтверждали: в
ЦРУ взят курс на развал Советского Союза, на дискредитацию его
правоохранительных органов, прежде всего КГБ и МВД.
Эти сведения Крючков несколько исправлял, чтобы не сгущать
краски до такой степени, и передавал все материалы Горбачеву. Президент читал,
внимательно слушал председателя КГБ, но отмахивался, считая, что война шпионов
не для него. Крючков никогда не говорил в Верховном Совете и даже на Политбюро
ЦК КПСС, что у него есть абсолютно надежный источник информации в ЦРУ, который
указывает ему на все планы американцев. Он просто не имел права подставлять
столь ценного агента, как Циклоп. Но сам, знакомясь с информацией, в полной
мере сознавал и меру своей ответственности за развал великого государства.
Многие новые политики и журналисты, смело обличая
существующий режим и его аппарат, не знали о специальной программе,
разработанной ЦРУ. Конечно, в стране существовала масса объективных причин для
кризиса — ухудшение экономической ситуации, огромный вал безналичных денег,
превращенных в наличные после возникновения в конце восьмидесятых
многочисленных кооперативов, наконец, взрыв национализма в союзных республиках.
Но все это накладывалось на программу ЦРУ. Эймс доносил об этом каждый месяц. А
председатель КГБ, имея информацию, не смел ничего говорить.
Привыкший за многие десятилетия к безусловному подчинению
Генеральному секретарю ЦК КПСС, приученный выполнять все указания Кремля, сам
выходец из партийного аппарата, Крючков не мог даже представить себе, что
Горбачев и окружавшие его люди могут ошибаться. Многолетняя служба у Андропова
была для Крючкова, безусловно, большой школой, но вместе с тем неординарная
личность Андропова подавила в Крючкове все зародыши инициативы, привив ему
своеобразный синдром «вечного помощника», когда человек, выдвинутый на первые
роли в государстве, не мог уже принимать абсолютно ответственные и
самостоятельные решения. И теперь Крючков не хотел, просто не мог в силу своих
убеждений и взглядов брать на себя смелость критиковать Генерального секретаря,
явно ведущего страну в тупик. Ему все казалось, что Горбачев умнее его, лучше
его знает, куда он ведет огромную страну.
Теперь, сидя за столом в ожидании генерала Леонова, он еще
раз твердо решил для себя, что введение чрезвычайного положения — единственный
выход, который еще может спасти страну.
Леонов вошел без доклада. Сидевший в приемной секретарь сам
вызвал его, попросив зайти к председателю КГБ.
— Доброе утро, Владимир Александрович, — сказал
генерал, появляясь в кабинете. Крючков, кивнув ему в знак приветствия, чуть
приподнялся, чтобы поздороваться с генералом, и показал на стул, стоявший перед
его столом. Леонов сел, раскрывая папку, которую держал в руках.
— Я слушаю, — разрешил Крючков. Он достал из ящика
стола ручные эспандеры и начал нервно сжимать их. Леонов, знавший о подобной
привычке председателя, уже не обращая внимания на эспандеры, заговорил:
— Расчет анализов, который был сделан нашими
сотрудниками совместно с ведущими специалистами Академии наук СССР и
социологическими службами, показывает, что референдум закончится вполне нормально.
— Они знали, зачем проводится подобный опрос? —
перебил его Крючков.
— Конечно, нет, — удивился Леонов. — Мы
только использовали результаты их анализов.
— Продолжайте.
— Даже с учетом того, что некоторые доли процентов по
областям и республикам могут колебаться, а общая погрешность может составить от
трех до четырех процентов, даже при этом мы имеем положительный результат
предварительного опроса наших людей. С учетом позиций республик Прибалтики и
Закавказья мы все равно получаем не меньше семидесяти пяти процентов населения,
которое выскажется за сохранение Советского Союза.
— Хорошо, — сказал после недолгого молчания
Крючков, — а по второму вопросу?
— Мы проанализировали и такую возможность, — сразу
ответил генерал. — Если чрезвычайное положение будет введено указом
президента Горбачева, то в целом реакция на это известие будет положительной.
Даже в странах Запада теперь понимают, что лучше иметь дело с одним Горбачевым,
чем с пятнадцатью лидерами новых государств. При этом ядерное оружие окажется
минимум в четырех-пяти государствах.
— Мировое общественное мнение сейчас на стороне нашего
президента, — одобрительно сказал Крючков, — но меня больше
интересует, как воспримут это событие в нашей стране.
— В некоторых республиках даже поддержат. Это традиционно
республики Средней Азии. Это Азербайджан, где президент Муталибов с трудом
держит под контролем оппозиционные силы. Это Молдавия, где мы имеем убежденных
сторонников Советского государства. В некоторых районах Приднестровья за
сохранение страны выскажется более девяноста процентов. Даже в Грузии и в
Армении, которые более других говорили о примате национальных ценностей,
Гамсахурдиа и Тер-Петросян не будут против сохранения своих стран в составе
единой страны. Будут некоторые осложнения лишь в Москве, Ленинграде, Литве,
Эстонии. Но это лишь пять-десять процентов от общего числа голосующих. Они
вполне укладываются в рамки наших подсчетов. У меня есть основания утверждать —
введение чрезвычайного положения пройдет относительно спокойно и мирно.
