— Да, конечно, — испуганно сказал Матвеев.
— Все остается по-прежнему, — сообщил
Чиновник, — и в Швейцарии тоже.
До свидания.
Матвеев осторожно положил трубку и тяжело опустился на стул.
Он вспомнил сгоревшие тела Сизова и Ратмирова. И впервые в жизни подумал, что
совсем не торопится стать командующим Западной группой войск.
Дроздов позвонил в Москву председателю КГБ СССР.
— Владимир Александрович, операцию «Троя» мы закончили.
Деньги на наших счетах, виновники убийства в Праге установлены.
Он говорил по прямой линии связи, которую нельзя было
подслушать. Это был особый кабель, проложенный между Берлином и Москвой. Но,
даже разговаривая по этому телефону, он не назвал фамилии Валентинова.
— Как там наш главный герой? — спросил
председатель КГБ.
— Он тяжело ранен, — произнес генерал. Крючков
помолчал. Он не любил выражать свои эмоции. Потам сухо спросил:
— У вас все?
— Мне кажется, немцы проявили повышенный интерес ко
всей операции. Мы все время чувствовали их присутствие.
— Ясно, — Крючков опустил трубку. На столе лежало
сообщение Циклопа.
Эймс передавал из ЦРУ о повышенном внимании американских и
немецких спецслужб к некоторым чиновникам, журналистам и депутатам. По?? видом
различных фондов и ассоциаций многих из них приглашали в западные страны, щедро
оплачивая их поездки.
Крючков в который раз подумал, что не может, не имеет права
говорить о данных этого агента открыто, иначе они потеряют свой источник
информации в ЦРУ.
Он был наказан самой страшной карой из существующих на
свете. Карой Кассандры.
Знать, что его пророчество обязательно исполнится и не быть
услышанным своими соотечественниками. До последнего дня, даже арестованный, он
так и не сказал об этом своем знании.
Он поднял трубку телефона снова.
— Леонова ко мне. С аналитическими материалами.
В военном аэропорту в это время стояли Дроздов и Сапин,
прощавшиеся с Дранниковым и Макеевым. Генерал военной контрразведки был в
плохом настроении.
Ему казалось, что главная часть вины за все случившееся лежит
именно на нем. В отличие от него Макеев выглядел более уверенным. Теперь, когда
стало ясно, что во всем были виноваты высшие чины ГРУ и военной контрразведки,
он чувствовал себя гораздо лучше. Словно доказанная вина офицеров как-то
извиняла его поведение.
В самолет внесли безжизненное тело Юджина. — Три
зайца, — вспомнил слова Сапина Дроздов. — Деньги мы спасли, кто стоит
за убийством Валентинова, — выяснили. А самого Юджина не уберегли. Может,
полковник был прав. Три зайца — это было слишком много.
Часть IV. Его будущее (год спустя)
Лэнгли. 25 марта 1992 года
Эшби посмотрел на лежавшую перед ним папку и тяжело
вздохнул.
Советский отдел все время лихорадило. После отставки Милта
Бердена и развала Советского Союза они так и не решили, кому и как вести дела
по странам, возникшим в результате крушения огромной державы. С одной стороны,
логичнее было снова объединить их в один постсоветский отдел. С другой — было
ясно, что схожие принципы по отношению к бывшим республикам СССР уже
неприменимы. Если в Прибалтике сотрудники ЦРУ могли работать почти в открытую,
создавая подставные компании и филиалы, то в Белоруссии или в Узбекистане все
еще чувствовалось сильное влияние бывшего КГБ, отражавшееся на работе и местных
органов контрразведки, и еще рождавшихся подобных органов России.
После развала Советского Союза нужно было коренным образом
менять всю работу бывшего советского отдела. Эшби в который раз подумал, что
Милт поступил слишком опрометчиво. Теперь ему придется расхлебывать всю эту
кашу на огромной территории, занимавшей прежде одну шестую часть суши.
В последнее время было и несколько непонятных проколов,
когда агенты, работавшие на ЦРУ, необъяснимым образом проваливались. Еще Берден
перед своим уходом подозревал, что русские имеют своего «крота» в ЦРУ, но они
тогда так ничего и не смогли доказать. А этот шпион КГБ, из-за которого ушел в
отставку Берден, просто получил несколько ранений в спину. Все были убеждены,
что он умрет. Но, вопреки всему, он выжил. Теперь перед Эшби снова лежало на
столе то самое дело Кемаля Аслана.
«Настало время отдавать многолетние долги», — подумал
Эшби.
В кабинет вошли Арт Бэннон и Уильям Тернер.
Поздоровавшись с ними кивком головы, Эшби показал на
стоявшие рядом кресла. За этот год Бэннон поправился еще больше, а его лицо
приобрело почти идеальные очертания шара. Тернер, напротив, возмужал и как-то
переменился, словно руководство отделом специальных операций, который он
возглавил лишь пять месяцев назад, сделало его старше и опытнее. Правда,
галстук по-прежнему болтался у него на шее, как ненужная веревка, но непокорные
прежде волосы были теперь коротко подстрижены и не торчали таким вызывающе
смешным образом. Эшби, как и раньше, относился к Тернеру с полным доверием,
хотя в последние месяцы чувствовал, что тот неуловимо меняется.
— В прошлом году, — начал Эшби без
предисловий, — мы с вами бездарно упустили советского агента Юджина.
Сейчас мы знаем и его кличку в бывшем КГБ, и масштаб ущерба, нанесенного нашей
стране.
Этот агент умудрился целых семнадцать лет работать
нелегалом, и мы никак не могли его раскрыть, хотя подозревали давно. А его
последний трюк в Берлине был просто настоящей оплеухой нам всем. Мало того, что
ему удалось от нас уйти, он еще сумел и спасти большую часть своих денег. Мы
считали, что надежно защищены от этого, блокировав все его счета и продвижение
акций его компании. А он под пакет акций провел сделку и получил пятьдесят
миллионов долларов, которые сейчас русские наверняка используют против нас.
Тернер помрачнел. Бэннон, наоборот, усмехнулся. Он слишком
хорошо помнил все происшедшее в прошлом году. Именно тогда руководитель
советского отдела Милт Берден, которого он так не любил, получил весьма
показательный урок профессионализма.
— Долги нужно возвращать, — загадочно произнес
Эшби, — только сегодня мы наконец получили такую возможность. Я недавно
был в Тель-Авиве и беседовал с представителями МОССАДа. Мне нравится их опыт
работы. Каждый враг, каждый человек, нанесший тот или иной ущерб безопасности
Израиля, должен быть наказан.
Обязательно найден и наказан. И необязательно по решению
суда. Для этого есть специальные подразделения. Израильтяне считают, что мщение
должно быть безусловным и обязательным. Я думаю, мы могли бы позаимствовать
нечто из арсенала своих коллег. — Он посмотрел поочередно в глаза своим
сотрудникам.
Глаза Бэннона ему понравились, в них был охотничий азарт и
жажда самоутверждения. А вот глаза Тернера ему не понравились. В них было
какое-то непонятное безразличие и тоска. Именно тоска, что его насторожило.
