Сержант и надзирательница обменялись улыбками. Вряд ли
что-то можно было добавить к этой отповеди, и Чарлз потихоньку договорился с
ними об освобождении задержанной. Ничего особенного не произошло, и власти были
готовы посмотреть сквозь пальцы на капризы знатной дамы. Сержант посоветовал
впредь получше следить за девушкой и спросил Чарлза, уж не его ли это сестры.
Доусон был удивлен таким предположением и польщен тем, что
Оливия именно ему позвонила в трудную минуту. Слава Богу, что догадалась!
Приезжать сюда одной не только глупо, но и опасно. Он так и не отпустил такси
и, прервав горячий спор сестер, предложил продолжить беседу в машине. На минуту
ему показалось, что Виктория откажется уходить. Но ничего другого ей не
оставалось. Полицейским не терпелось от нее избавиться, и первое возбуждение
прошло. Но Оливия не переставала упрекать сестру, и Чарлз был вынужден
вмешаться. Подсадив девушек в авто, он сел между ними.
– Леди, осмелюсь предложить вам заключить перемирие и
забыть сей неприятный инцидент. Ничего особенного пока не произошло, так что
кто старое помянет… Оливия, простите сестру за опрометчивость, а вы, Виктория,
постарайтесь впредь держаться подальше от демонстрантов, иначе попадете в
тюрьму, а там, поверьте, не сладко.
– Зато куда честнее сидеть вместе со всеми в камере,
чем сначала притворяться одной из них, а потом при первой трудности спасовать и
бежать к папочке! – раздраженно буркнула Виктория, все еще возмущенная
поступком сестры. Только такой дурак, как Чарлз, способен по первому зову
ринуться на «спасение» незнакомой девушки, думала она. Нужно предупредить его,
чтобы не совался в чужие дела!
– Подумай, что бы сталось с отцом, узнай он обо
всем? – снова не выдержала Оливия. – Кто тебе дороже – он или
идиотские суфражистки и право голоса для женщин? Почему ты хоть раз в жизни не
способна вести себя прилично, вместо того чтобы надеяться на то, что тебя
кто-то вытащит из очередного переплета?
Оливия дрожащими руками натянула перчатки, и Чарлз
восхищенно вздохнул. Одна – столь сдержанная, умелая, мастерица на все руки;
другая – сорвиголова, горячая и несдержанная. Чем-то Виктория напоминала ему
покойную жену, Сьюзен, всегда готовую встать на защиту новых идей и движений. И
все же были в ней и спокойствие, и покорность, о которых он мечтал долгими
одинокими ночами. Мечтал, хотя и пытался думать лишь о сыне. Теперь нужно
постоянно помнить о Джеффри, а не о погибшей Сьюзен. Однако Чарлз, как ни
старался, не мог забыть ее. Не мог и не хотел. Но эта буйная дикарка, в
сбившейся набок черной соломенной шляпе, с пылающими синими глазами,
интриговала его куда больше ее строгой, спокойной сестры.
– Мне хотелось бы подчеркнуть, – холодно заметила
Виктория, когда машина остановилась перед домом, – что я никому из вас не
звонила и не просила о спасении.
Чарлз невольно улыбнулся. Настоящий капризный, балованный
ребенок, которого нужно либо отослать в комнату без ужина, либо хорошенько
пожурить. И к тому же ничуть не раскаивается и отнюдь не благодарна ему за
выручку.
– Возможно, следует отвезти вас обратно, –
предложил Чарлз и получил в награду негодующий взгляд Виктории. Выйдя из
машины, она величественно поплыла к крыльцу и, не успев войти, швырнула шляпу
на стол.
– Спасибо, Чарлз, – смущенно пролепетала
Оливия. – Не знаю, что бы я без вас делала.
– Готов прийти на зов в любую минуту, – улыбнулся
он, и Оливия выразительно закатила глаза.
– Надеюсь, не придется.
– Постарайтесь держать ее на поводке, пока не приедет
Эдвард, – прошептал Доусон. Она поистине нераскаявшаяся преступница, и в
этом есть определенное очарование, если, конечно, наблюдать за всеми ее
эскападами с безопасного расстояния.
– Слава Богу, отец завтра будет, – вздохнула
Оливия, встревоженно взирая на Чарлза. Оставалось надеяться, что он не предаст
ее доверия. – Пожалуйста, ничего ему не говорите, он ужасно расстроится.
– Ни слова. Обещаю.
Но сейчас, когда все было кончено, юмор случившегося дошел
до него.
– Когда-нибудь вы посмеетесь над этим, даю слово. Вот
станете бабушками и будете вспоминать, как одну из вас едва не засадили в
кутузку.
Оливия улыбнулась, а Виктория, сухо поблагодарив Чарлза,
ушла переодеваться к ужину. Оливия спросила, не хочет ли Чарлз присоединиться к
ним. Это было самое меньшее, что она могла сделать после того, как он столько
времени потратил на них.
– К сожалению, мне нужно спешить, но все равно
спасибо, – смутился Чарлз. – Я стараюсь проводить вечера с сыном. К
сожалению, очень мало с ним бываю…
– Сколько ему? – поинтересовалась Оливия.
– Всего девять.
Значит, было восемь, когда его мать умерла… когда он видел
ее в последний раз, прежде чем сесть в шлюпку. Мысль об этом заставила Оливию
вздрогнуть.
– Надеюсь когда-нибудь с ним познакомиться, –
искренне выпалила она, и Чарлз нерешительно кивнул, но тут же удивил ее,
откровенно признавшись:
– Нам обоим очень тяжело без его матери.
Он и сам поразился собственной прямоте, но в Оливии было
нечто, располагавшее к откровенности, тогда как ее сестра вызывала лишь желание
хорошенько ее отшлепать.
– Представляю… ведь я никогда не видела свою. Зато мы с
Викторией всегда вместе.
Ее огромные глаза, казалось, смотрели ему в душу, и сердце
Чарлза перевернулось.
– Должно быть, это необыкновенно: иметь человека,
который так тебе близок, – задумчиво заметил он. – Вы словно две
половинки целого.
– Иногда мне кажется, что это именно так и есть, –
призналась Оливия, – а временами мы далеки друг от друга, как два полюса.
По-своему мы очень разные – и в то же время невероятно похожи.
– Разве вас не смущает, что люди постоянно вас путают?
Иногда это очень действует на нервы, – выпалил Чарлз, сообразив, что,
возможно, не имеет права задавать подобные вопросы.
– К этому привыкаешь: Мы всегда считали, что это ужасно
забавно. Кроме того, тут все равно ничего не поделаешь.
Как легко говорить с ним, да и он, кажется, вполне освоился.
Оливия из тех женщин, с которыми можно дружить. Однако
именно Виктория околдовала его, и в ее присутствии он чувствовал себя неуклюжим
мальчишкой-школьником. Он не умел различать их, и все же какая-то глубинная
интуиция безошибочно предсказывала ему появление этой необыкновенной девушки и
что-то в ней трогало его сердце. Но в присутствии Оливии, с ее мягкостью и
добротой, он чувствовал себя уверенно и спокойно, как со старым приятелем или
любящей младшей сестренкой.
Чарлз ушел несколько минут спустя, и Оливия, закрыв дверь,
поднялась наверх, готовая к нелегкому разговору с Викторией.
Та сидела в своей комнате, угрюмо уставясь в окно и думая о
том, как глупо себя чувствовала, когда сержант отделил ее от других.
