– Думаю, позже, когда пройдет достаточно времени, она
все увидит в ином свете. – Оливия вздохнула. А если и нет, какое это имеет
значение? Она натворила столько бед, и теперь придется за это расплачиваться.
– Не беспокойся об этом, дорогая.
Он рассеянно поцеловал Оливию и, нахмурившись, направился к
двери.
Поздно вечером Виктории снова перелили кровь, и врачи
некоторое время опасались, что придется все-таки делать операцию, но к утру
Виктории стало лучше, хотя она все еще была крайне слаба. Только через два дня
она села в постели, еще два дня спустя набралась храбрости сделать несколько
шагов, а к концу недели уже была дома, где от нее не отходили Берти и Оливия.
Но отец еще до ее приезда отправился в Нью-Йорк, по делам, связанным с продажей
завода. Эдварду потребовались все силы, чтобы не наброситься на Уиткома, когда
он встретил его в Университетском клубе, куда заехал пообедать с Джоном и
Чарлзом. Уотсон не спускал глаз с друга и даже спросил, все ли в порядке.
Эдвард коротко кивнул. К счастью, Тоби пробыл недолго и почти сразу же ушел
вместе с компанией приятелей, не сказав Хендерсону ни слова и всячески избегая
встретиться глазами с Джоном.
Вскоре Эдвард вернулся в Кротон, довольный поездкой. В
Нью-Йорке он останавливался в отеле «Уолдорф-Астория», поскольку не желал
больше видеть свой дом. Слишком много неприятностей и бед случилось там, да к
тому же слуг, кроме Донована, он с собой не брал.
Когда он приехал, Виктория уже медленно прогуливалась по
саду, под руку с сестрой. Выглядела она куда лучше, чем до отъезда Эдварда, и
он был уверен, что еще день-другой, и дочь окончательно оправится. Он немного
подождет, прежде чем объявить ей новость.
Верный своему решению, Эдвард так и сделал. При разговоре
присутствовала Оливия. У него не было секретов от старшей дочери, и кроме того,
он нуждался в ее поддержке. Но независимо от того, согласятся девушки или нет,
все уже устроено и договоренность достигнута. В воскресенье днем он пригласил
их в библиотеку, и Оливия сразу же поняла, что отец хочет им сообщить нечто
важное. Она решила, что он собирается отослать их куда-нибудь, скорее всего в
Европу, чтобы дать Виктории время забыть Тоби, хотя та ни разу не произнесла
вслух имя неверного возлюбленного. Правда, Оливия подозревала, что чувства
сестры к Тоби еще не перегорели, но предательство больно ее ранило и поэтому
Виктория старалась выбросить его из сердца.
– Девочки, – без обиняков начал отец, – мне
необходимо потолковать с вами.
Вид у него был самый суровый, и Виктория сразу поняла, что
речь пойдет о ее поступке. Она не ошиблась. Отец немедленно выложил карты на
стол.
– Весь Нью-Йорк только и болтает что о тебе, Виктория.
Мы, разумеется, никому не в силах заткнуть рот и только и можем либо
игнорировать, либо отрицать сплетни. Думаю, в нашем положении наилучшим выходом
будет молчание. Вскоре и здесь все узнают, особенно после твоего недавнего
пребывания в больнице. Нетрудно догадаться, что будет, если обе неприятные
истории свяжут в одну. Кроме того, мистер Уитком повсюду распространяется, что
ты распущенная особа, и не только вешалась ему на шею, но и хвасталась, будто
желаешь присоединить его имя к списку многочисленных жертв. Конечно, учитывая
его репутацию, вряд ли многие ему поверят, но все посчитают, что нет дыма без
огня.
– Я была так глупа, отец, – призналась Виктория,
пошатнувшись от слабости. Глупа и легкомысленна… но верила, что он меня любит.
– Верно, но это тебя не извиняет, – резко бросил
отец, что было на него не похоже. Но он был доведен до крайности бездумным
поведением дочери и сознанием того, что почти ничего нельзя ни исправить, ни
уладить. Однако Эдвард все-таки сумел найти выход и теперь настоит на своем
независимо от желания дочери.
– Заставить замолчать мистера Уиткома невозможно, как,
впрочем, и выдумать достаточно правдоподобную ложь. Но ты обязана вернуть себе
и всем нам утерянную репутацию. Сейчас все зависит от тебя.
– Но каким образом, папа? Ты знаешь, я все сделаю ради
тебя.
В эту минуту она была действительно способна на все, лишь бы
угодить отцу. Виктория буквально сгибалась под тяжестью его осуждения и
разочарования и в любой момент готова была рухнуть без чувств.
– Рад это слышать. Сейчас главное – выдать тебя замуж,
Виктория. По крайней мере это сразу положит конец слухам. И хотя люди посчитают
тебя молодой дурочкой, возможно и ставшей по собственной наивности легкой
добычей негодяя, но благосклонно отнесутся к респектабельной замужней женщине,
а со временем вообще забудут всю эту историю. Ну а если ты не найдешь себе
мужа, тогда вечно придется носить клеймо падшей женщины и ты навсегда
останешься изгоем.
Девушки недоуменно переглянулись. Виктория осмелилась
заговорить первой.
– Но он не женится на мне, папа, – пролепетала
она. – Ты знаешь это. Тоби лгал с самого начала. И сам признался, что все
это было для него лишь игрой. Эванджелине весной родить. Он не оставит ее.
– Надеюсь, – прогремел отец. – Нет, Виктория,
Тобиас Уитком, вне всякого сомнения, не женится на тебе.
Зато Чарлз Доусон согласен. Мы уже обсудили это с ним. Он
человек умный, рассудительный и порядочный. И верно оценивает ситуацию.
Разумеется, Доусон не питает заблуждений относительно твоих чувств к нему и,
хотя не знает подробностей, все же подозревает, что случилось нечто весьма
неприятное во время твоего пребывания в Нью-Йорке. Он вдовец, потерял горячо
любимую жену и ищет мать для своего осиротевшего ребенка.
Виктория, ошеломленно слушавшая отца, широко распахнула
глаза.
– Значит, ты подыскал мне подходящую работу, отец?
Стать матерью неизвестному мальчику, а не женой любящему мужчине?! Как ты мог,
отец?
– Как я мог?! Как мог?! – взорвался Эдвард.
За всю свою жизнь девушки никогда еще не слышали столь
оглушительного крика. На этот раз чаша терпения Эдварда переполнилась. Она еще
пытается возражать ему!
– Ты смеешь задавать мне подобные вопросы, после того
как опозорила нас, связавшись с женатым мужчиной и забеременев?! Подумать
только, если бы не выкидыш, в семье Хендерсон появился бы ублюдок! И ты еще
что-то лепечешь?! Запомни, если немедленно и без колебаний не подчинишься мне,
я либо запру тебя в монастырь, либо выгоню из дому без цента в кармане!
– Делай как знаешь! – к ужасу Оливии, взвизгнула
сестра. Боже, во что превратилась их жизнь! – Никому не удастся выдать меня
замуж за человека, едва знакомого, и к тому же нелюбимого, который не питает ко
мне никаких чувств. Это все равно что продать меня как рабыню, как вещь, как
бездушный предмет. У тебя нет прав избавляться от меня подобным образом,
приказывать своему адвокату на мне жениться. Или ты ему заплатил? –
продолжала бушевать Виктория, раненная в самое сердце. Кроме того, Чарлз Доусон
ей даже не нравится!
– Я никому не плачу, Виктория. Просто он понял, что
происходит, причем куда лучше, чем ты. Ты не в том положении, чтобы ждать
сказочного принца, или оставаться здесь, в Кротоне. Никто из нас не посмеет
показаться на люди, пока положение не изменится. Ты заварила всю эту кашу –
тебе и расхлебывать.
