Чарлз налил бокал шампанского и протянул жене. Она искренне
наслаждалась преимуществами своего нового положения замужней женщины.
– Брак – вообще странная штука. Подумать только, двое
соединяются на всю жизнь. Это большой риск, но думаю, дело того стоит, –
заметил он, садясь рядом и глядя на жену.
– А если риск не оправдается? – допытывалась
Виктория, в упор глядя на мужа. Чарлзу отчего-то стало не по себе, но
неприятное чувство быстро рассеялось.
– Риск обязательно оправдается, если очень
захотеть, – твердо ответил он. И, посмотрев ей в глаза, задал самый
трудный вопрос: – А ты хочешь?
Последовала долгая пауза.
– Н-наверное, – подумав, ответила Виктория. –
Вчера я смертельно боялась. Едва не сбежала от алтаря. Но потом стало чуть
легче.
– Вполне понятные опасения. Поверь, очень многие могли
бы сказать про себя то же самое. Да и меня посещали подобные мысли. Приблизительно
с полминуты.
– Мои продолжались немного дольше, – тихо шепнула
она.
– А сейчас? – не отставал муж, шагнув ближе и не
сводя с нее глаз. Опять эта аура неосознанной чувственности, которой не
обладала Оливия и которая сводила его с ума. – Ты по-прежнему хочешь
убежать?
Теперь он был совсем рядом. Виктория медленно покачала
головой. Она сама еще не знала, чего хочет, но только не этого.
– Корабль недостаточно велик, чтобы скрыться, –
хрипловато пробормотал он, ставя на стол бокал, и, не дав ей опомниться,
поцеловал.
Виктория на мгновение задохнулась, но тут же ответила на
поцелуй – куда раскованнее, чем он ожидал.
Она в точности такая, какой он себе представлял: дикая
кобылка, которую так и не удастся укротить. Зато Виктория из тех, кто ни за что
не попросит о том, чего он не в силах дать.
Чарлз бережно снял с нее алый жакет и снова обнял. Они
опустились на диван в гостиной. Каюта была обставлена более чем роскошно –
Чарлз не пожалел средств на свадебное путешествие с красавицей женой.
Виктория нервно закурила, но на этот раз муж отнял папиросу
и снова поцеловал жену. Ее губы пахли дымом, но ему было все равно. Все в этой
женщине невероятно его возбуждало. Они долго целовались, и казалось, прошла
целая вечность, прежде чем он поднял ее и понес в спальню.
К этому времени судно уже вышло в открытое море, но за
иллюминаторами по-прежнему вились чайки.
Их никто не тревожил, они были совершенно одни, когда Чарлз
снял с Виктории красное платье и небрежно отбросил, восхищаясь ее длинными
ногами, узкими бедрами, неправдоподобно тонкой талией и высокой налитой грудью.
Она сводила его с ума!
Чарлз принялся поспешно раздеваться и, задернув занавеси,
откинул покрывало и лег в постель рядом с женой. Только потом он скинул
остальную одежду и снял с Виктории тонкую сорочку. Его бросило в жар, когда он
ощутил близость шелковистой плоти, которой так долго жаждал. Он попеременно
горел и дрожал в ознобе от невыносимого желания. В его жизни не было места
женщинам после смерти Сьюзен. Целых два мучительно долгих года!
Но когда он потянулся к жене, та неожиданно сжалась в
комочек и затрепетала.
– Не бойся, – прошептал он, сгорая от потребности
войти в это тугое тело. – Обещаю, что не причиню тебе боли.
Но она уже отвернулась и дрожала так сильно, что, даже когда
он прижал ее к себе, не смогла успокоиться.
Они долго лежали неподвижно, и лишь какое-то время спустя
Чарлз повернул Викторию лицом к себе и заставил поднять на него глаза.
– Я не стану принуждать тебя ни к чему против твоей
воли, Виктория. Тебе нечего меня бояться. Я знаю, как тебе трудно приходится.
Он вспомнил свою первую ночь со Сьюзен, такой юной, невинной
и застенчивой, куда стеснительнее дерзкой, почти бесстыдной Виктории. Но
оказалось, что все это чистое притворство. Ведь ей всего двадцать один. Хотя
Чарлз знал о неудачном романе, все равно искренне считал ее невинной. Он на
шестнадцать лет старше и должен быть терпеливым, несмотря на все усиливающийся
чувственный голод.
– Не могу, – пробормотала она, уткнувшись лицом
ему в плечо, вне себя от страха и паники. Она так живо представляла себе
чувственные восторги с человеком, которого любила, и муки, перенесенные
несколько месяцев спустя. – Не могу сделать это с тобой…
– Тебе не обязательно… сейчас… у нас впереди целая
жизнь.
Но Виктория истерически разрыдалась. Как она тосковала без
сестры! Оливия поняла бы!
– Прости, – жалко пролепетала она. – Прости…
не могу…
– Ш-ш-ш, – шепнул он, укачивая ее, совсем как
Джеффри, когда тот ушибался или был чем-то огорчен. Наконец она прижалась к
нему и заснула. Чарлз осторожно встал и накинул халат. Не хотел, чтобы она
снова испугалась, увидев его голым. Он приказал принести чай и, когда Виктория
проснулась, подал ей в постель вместе с пирожными.
– Я не заслужила этого, – расстроенно обронила
она, жалея, что не в силах вести себя иначе. Она даже не хотела брать из рук
мужа чашку, чувствуя, как обидела его. Но по-настоящему плохо ей стало, когда
Чарлз протянул телеграмму:
«Мы любим вас. Доброго пути и счастливого медового месяца.
Отец, Оливия, Джеффри».
Тоска по дому с новой силой всколыхнулась в Виктории. Она
поднялась и, как испуганная лань, бросилась в ванную. Чарлз пытался не смотреть
в ее сторону, но она была так прелестна, что он ничего не мог с собой поделать.
Через некоторое время она вновь появилась, закутанная в
сиреневый шелковый халат.
– Ни о чем не тревожься, – заверил он, нежно целуя
жену. Он никогда не признается, что желание овладеть ею сводит его с ума. Но он
больше не пытался приблизиться к ней, а вскоре настало время одеваться к ужину.
Виктория надела белое атласное вечернее платье,
соблазнительно льнущее к телу, с низким вырезом сзади.
– Да сегодня все мужчины головы потеряют, – гордо
улыбнулся Чарлз, провожая ее в кают-компанию. Они сидели за столом самого
капитана Тернера, и, когда заиграла музыка, Чарлз повел жену танцевать. Она с
такой чувственной грацией следовала страстной мелодии танго, что Чарлз с трудом
сдержал порыв унести ее в каюту.
– Больше я тебя не отпущу, – объявил он, когда
музыканты опустили инструменты. – Посмотри, что творится с беднягами!
Виктория рассмеялась, очевидно наслаждаясь всеобщим
вниманием. Но почему же она так пугается ласк мужа? Чарлз как ни пытался, не
мог понять жену.
Когда настала ночь и они снова легли в постель, он боялся
даже дотронуться до нее. Но не смог удержаться. И на этот раз Виктория поняла,
что должна покориться. Не стоит оттягивать неизбежное! Так больше продолжаться
не может.
Он снял с нее ночную рубашку. Она лежала в его объятиях
вялая и безжизненная, как прелестная фарфоровая кукла. Он почти физически
ощущал ее страх и был исполнен решимости не принуждать жену. Хотел, чтобы она
лишилась рассудка от его ласк, впервые в жизни испытав наслаждение.
