В августе Япония объявила войну Австрии и Германии. Битва на
Марне положила конец немецкому наступлению на Францию, но тут же начались
налеты германской авиации на Париж. Русские потерпели сокрушительное поражение
на Мазурских озерах и в Пруссии. Виктория, хоть и честно пыталась, не могла за
всем уследить. Последнее время война почти затмила ее интерес к движению
суфражисток. Ей почему-то казалось, что первое куда важнее – настолько, что
Виктории почти не бывало дома. Первые несколько недель она, по совету Оливии,
усердно вела дом, но постепенно вернулась к прежним привычкам и все дни
проводила в разъездах, посещая лекции известных политиков. Теперь ей было куда
проще говорить с Чарлзом по вечерам, особенно когда у того хватало сил, что
бывало нечасто. Но мужа беспокоило, что после отъезда Оливии Виктория
совершенно забыла о долге и обязанностях замужней женщины. В доме царил полный
хаос, сад превратился в джунгли, и Чарлз не раз слышал от соседей, что Джефф
играет на улице, потому что Виктория совершенно не следит за пасынком.
– Ты совершенно забыла о нашем соглашении, –
упрекал он, и хотя Виктория ни в чем не прекословила и даже время от времени
пыталась сделать что-то, ее хватало ненадолго.
А их супружеские отношения ухудшались с каждой ночью. Он
больше не приближался к ней, поскольку плотская любовь была Виктории
омерзительна и, кроме того, она была убеждена, что Джефф непременно их услышит.
Чарлз довольно много пил, Виктория постоянно курила, и запах табака доводил его
до бешенства. Не такой жены и не такого брака он хотел. Подобная жизнь
воплощала в себе все, что было ненавистно Чарлзу.
И когда Оливия через полтора месяца приехала к ним
погостить, пред ней предстала ужасающая картина полной разрухи. Примерно это
она себе и представляла: не даром ее, словно магнитом, тянуло в Нью-Йорк. Она
остановилась в отеле, но, когда явилась в дом зятя, обнаружила, что он и жена
почти не разговаривают. Оливия немедленно увезла Джеффа вместе с Генри и Чипом
в отель, а перед этим не допускающим возражений тоном предложила сестре любым
способом помириться с мужем. Но когда на следующий день она снова навестила
родственников, оказалось, что положение еще более ухудшилось.
– Да что происходит?! Что ты вытворяешь?! –
набросилась она на сестру, но Виктория ответила разъяренным взглядом.
– Это не брак, Оливия. Это сделка. Так всегда было,
есть и будет. Он нанял меня горничной, экономкой и гувернанткой для своего
сына. И только.
– Вздор! – резко перебила Оливия, вышагивая по
комнате. Она, как всегда, взяла на себя роль рассудительной, умной старшей
сестры. – Ведешь себя как избалованное, испорченное отродье! Он предложил
тебе защиту, свое имя, спас от позора и вытащил из той передряги, куда ты
попала по собственной глупости, дал тебе дом, ребенка, беспечную жизнь, а ты
бесишься оттого, что должна вести хозяйство и присматривать, чтобы кухарка
готовила приличный обед. Нет, Виктория, никто тебя не нанимал, просто тебе не
слишком улыбается быть нормальной женой и матерью.
– Ты ничего об этом не знаешь! – взорвалась
Виктория, задетая слишком справедливыми словами Оливии.
– Я знаю, как ты эгоистична и привыкла потворствовать
своим желаниям, – уже спокойнее сказала Оливия, от всей души желая помочь
сестре измениться. Она по-прежнему ужасно тосковала по ней, но не могла
допустить, чтобы сестра сотворила очередную глупость, расставшись с мужем. Для
Чарлза это окажется настоящей катастрофой. Что уж говорить о Джеффри! – Ты
должна постараться, Виктория. Сделать усилие. Пройдет время, и ты привыкнешь. Я
помогу тебе вести дом, – пообещала она, умоляя взглядом сестру
образумиться.
– Не желаю вести ни его дом, ни чей-либо. И никогда не
желала. Это все отец! Его выдумки! Решил наказать меня за Тоби!
Но Оливия знала, что истинная кара настигла сестру в ванной
комнате в Кротоне. Пусть теперь выполняет свои обязательства и привыкает к
новой жизни! Но Виктория напоминала птичку, бьющуюся о прутья клетки и ломавшую
перышки. Она больше не могла летать, но продолжала рваться к свободе.
– Я скорее умру, Оливия, чем останусь здесь, –
мрачно выговорила она, бросаясь в кресло и хмуро взирая на сестру.
Но Оливия оставалась непреклонной.
– Не желаю больше слышать подобный вздор.
– Это не вздор. В Европе идет война, каждодневно
погибают тысячи людей. Невинных людей. Я принесу там куда больше пользы, чем
здесь, угождая мужу и воспитывая Джеффри!
– Он нуждается в тебе, Виктория, – едва не
заплакала Оливия, отчаявшись убедить сестру. Почему ей в голову вечно приходят
безумные идеи?! Очередное правое дело, за которое стоит сражаться и умереть? Но
ей безразлично собственное окружение, близкие люди, которым она необходима
прямо сейчас.
– Чарлз тоже не сумеет обойтись без тебя.
Но Виктория упрямо покачала головой и, подойдя к окну,
уставилась на неухоженный сад. Со времени возвращения из Европы она ни разу не
говорила с садовником.
– Нет, – выпалила она, снова поворачиваясь к
сестре, – он тоскует по Сьюзен! Но она не вернется. И может, ей повезло.
Оливия молча покачала головой. Что с ней делать?!
– У нас нет никакой жизни, если ты понимаешь, о чем я.
Да и не было. С самого начала все пошло вкривь и вкось. Он мечтает о жене, а я…
я просто не могу… после того, что случилось с Тоби.
На этот раз глаза Виктории наполнились слезами, плечи устало
опустились. На Викторию не похоже. Обычно она не сдается, борется до конца, и
для Оливии было очевидным, что стоит лишь немного постараться, и между ней и
мужем снова все будет хорошо.
– Может, вам следует побыть наедине? – предложила
она, смущенная тем, что вмешивается в столь интимную сферу, но сейчас не время
быть застенчивой. Ситуация достаточно серьезна.
– Мы провели два месяца в Европе, – уныло
напомнила Виктория, – и там все было ужасно.
– Это совсем другое дело, – материнским тоном
наставляла Оливия. – Вы едва знали друг друга.
Она слегка покраснела, и Виктория понимающе улыбнулась.
Оливия так невинна и понятия не имеет о всех сложностях, о том,, как противны
ей объятия Чарлза, как ее трясет, когда он прикасается к ней. Он ожидает от нее
того, что она не в силах дать, а Виктория каждую ночь умирает от омерзения.
– Здесь все ново для тебя. Может, если Джефф поживет со
мной, вы скорее привыкнете друг к другу.
– Возможно, – с сомнением заметила Виктория. Но это
ничего не меняло. Тот факт, что она была вынуждена выйти за него, зная, что он
все еще любит первую жену, отнюдь не способствовал сближению. И хотя он желал
Викторию, но не любил. Не любил и скрывал это от нее. Пусть Тоби лгал, но с ним
она чувствовала себя бесценной и обожаемой и ни на миг не сомневалась, что он
ее любит. А Чарлз… хотя он неизменно вежлив и добр, снисходителен и прекрасно
воспитан – все равно глубоко к ней равнодушен.
