– Ты не представляешь, как она упряма, Чарлз! – пожаловалась
Оливия. – Она совсем не такая, какой кажется.
– Очевидно, – вздохнул он, неодобрительно качая
головой. – Думаешь, твой отец ее совсем измучил? Я всегда считал
несправедливым, что она прикована к нему и не имеет ни собственной жизни, ни
друзей, ни поклонников.
Она никуда не выезжает, а ему, кажется, все равно – главное,
чтобы она сидела дома и заботилась о нем. И вот к чему это привело!
– Возможно.
Оливия не думала ни о чем подобном, но Чарлз отчасти прав.
Что, если отец тоже так посчитает? Вряд ли…
Но Оливия тем не менее чувствовала себя преступницей.
– Но если она написала, что пробудет там несколько
месяцев, значит, так тому и быть. Она оставила отцу письмо. Я хотела отвезти
его завтра.
– Не считаешь, что лучше все-таки подождать с
недельку? – всполошился Чарлз.
– Ах, Чарлз, все это абсолютно бесполезно. Отец не
заслужил, чтобы ему лгали.
– Я отвезу тебя, – вздохнул он, и Оливия кивнула.
– Она что-нибудь говорила вчера вечером? И даже не
намекнула?
– Ничего; – сокрушенно вздохнула Оливия, и у Чарлза
не хватило духу сказать, что самоубийцы тоже ведут себя подобным образом.
Может, это к лучшему, что свояченица всего-навсего сбежала, а не выкинула что
похуже! Но он впервые за много месяцев почувствовал к жене нечто вроде жалости.
Она выглядела такой несчастной и убитой горем, что неожиданно напомнила ему
Оливию.
Но настоящая трагедия разыгралась, когда вернулся Джефф. Он
безудержно рыдал, узнав об исчезновении тетки, и едва не бился в истерике,
прочитав письмо.
– Совсем как мама, – всхлипывал мальчик, пряча
голову на плече отца, и Оливия, не выдержав, залилась слезами.
– Она никогда не вернется, я знаю!
– Вернется, – твердо пообещала Оливия. –
Вспомни, что она тебе говорила… Куда бы она ни уехала, все равно будет любить
тебя и обязательно приедет.
Мальчик даже не спросил, откуда ей известно, что сказала
тетка, но Оливия тут же напомнила себе, что следует следить за своими словами.
– Она не лгала, Джефф, – продолжала девушка уже
спокойнее, подражая сестре. – Оливия действительно любит тебя как сына,
которого у нее нет и не будет. Нужно только набраться терпения и подождать.
Но Джефф отказывался ей верить, и позже Оливии пришлось
объяснить, что его мать обязательно приехала бы, если бы могла.
Было уже довольно поздно, и она играла с собакой, лежа на
постели Джеффа, постоянно ощущая непривычный вес колец Виктории на пальце.
– Неправда, она могла бы вернуться, но не
захотела! – рассерженно выпалил Джефф. Он злился на Оливию, покинувшую
его, и та не осуждала ребенка, просто удивилась неожиданному взрыву.
– О чем ты, Джефф? – недоуменно осведомилась она.
– Могла бы сесть в шлюпку рядом со мной и осталась бы
жива!
– Она уступила место ребенку и спасла ему жизнь. Это
очень мужественный поступок.
Мальчик нерешительно посмотрел на нее, пожал плечами, и по
его щекам скатились две слезинки.
– Я все еще скучаю по ней, – прошептал он. Обычно
Джефф не откровенничал с Викторией, но на этот раз так расстроился, что забыл о
привычной сдержанности.
Оливия осторожно коснулась его руки.
– Знаю. И знаю, как тебе недостает Олли. Мне тоже… но
может быть, теперь мы сумеем стать друзьями.
Он как-то странно уставился на нее, и Оливия поспешно
отвернулась, в который раз напомнив себе, что заходит слишком далеко. Поцеловав
мальчика, она вышла и направилась в спальню. Вечер выдался на редкость тяжелым,
и все из-за сестры!
– Как он? – немедленно спросил Чарлз.
Он места себе не находил из-за сына, неожиданно потерявшего
женщину, заменившую ему мать. Виктория почти не обращает внимания на Джеффа,
хотя сегодня была чуточку внимательнее, и это радовало Чарлза. Он боялся
представить, что было бы, останься она и сегодня равнодушной к пасынку. Но
видимо, и в ней есть нечто, похожее на человечность.
– Он очень расстроен, – тихо заметила
Оливия. – И трудно его осуждать. В толк не возьму, что это на нее нашло.
Для меня это такая же тайна, как и для него.
Она устало опустилась на постель, от всей души желая
Виктории свалиться с приступом морской болезни. Так ей и надо бы! Только сейчас
Оливия по-настоящему осознала, в какую ужасную ловушку позволила себя поймать.
А завтра предстоит еще разговор с отцом.
– Может, она тайно влюблена в кого-то?
Оливия искренне рассмеялась. Какой вздор! Ей вообще никто не
нравился, кроме Чарлза, и то она всеми силами старалась скрыть это
унизительное, постыдное чувство.
– Ни за что не поверю! Такие вещи просто ее не
интересуют. Оливия очень застенчива, – как ни в чем не бывало заверила
Оливия, и муж ответил насмешливым взглядом.
–. Совсем как ты, дорогая? – саркастически хмыкнул он.
– Что ты хочешь этим сказать?! – взвилась Оливия.
Именно так поступила бы сестра, поэтому долго раздумывать не приходилось.
– По-моему, тебе это известно не хуже меня. Вряд ли
можно утверждать, что наша совместная жизнь полна романтики, не так ли?
– Не знала, что именно этого тебе недостает, –
отпарировала Оливия, и, судя по виду, Чарлз, нашел ее сарказм совершенно
естественным.
– Честно говоря, я не ожидал такого финала. Как,
впрочем, и ты, – грустно вздохнул он, и Оливия сочувственно взглянула на
него.
Чарлз удивленно поднял брови – такого он не ожидал – и
поспешил сменить тему. Виктория достаточно натерпелась за сегодняшний день, не
стоит изводить ее ненужными ссорами. Кроме того, какой смысл? Все равно их брак
окончательно распался, и остается лишь поддерживать видимость.
– Когда ты собираешься к отцу?
– Дорога достаточно долгая, придется ехать с утра. Ты
не против поехать со мной?
Оставалось надеяться, что он не передумал. В отличие от
сестры Оливия не умела водить машину. Придется звонить Доновану и солгать, что
она слишком расстроена и боится сесть за руль.
– Я с радостью тебя отвезу. Не возражаешь, если мы
возьмем Джеффа?
Чарлз немного побаивался, что жена начнет возражать,
поскольку мальчик неизменно ее раздражал, и уже приготовился было к отказу, но
был приятно разочарован.
– Разумеется, нет, – заверила жена. Положительно,
исчезновение сестры благоприятно повлияло на нее. Она словно бы смягчилась,
казалась куда беззащитнее, и в ней появилось нечто неуловимое, чему трудно было
подобрать название. Виктория казалась более покорной и словно бы съежилась.
Стала чуть-чуть менее вызывающей.
