– Мне бы хотелось остаться, – выпалила она, к
собственному удивлению. Она сама не поняла, что заставило ее сказать это,
словно какой-то внутренний голос ответил за нее.
– Прекрасно.
Сержант встала и посмотрела на часы. У нее было полно дел.
Чуть позже назначено совещание командиров, и она, как старшая над
добровольцами, должна там присутствовать. И разумеется, будет единственной
женщиной.
– Кстати, – бросила она через плечо, – вас
поселили в женских казармах. Я отослала туда ваш чемодан. Кто-нибудь покажет
вам, где это. Через десять минут вы обязаны доложить, что прибыли на смену.
– Сейчас? – ошеломленно пробормотала Виктория. Она
не спала всю ночь и валилась с ног. Но сержант, похоже, не посчитала это
уважительной причиной.
– Вы освободитесь в восемь вечера, – улыбнулась
она. – Я уже сказала, Хендерсон: нам необходима ваша помощь. Позже успеете
выспаться. И кстати, – строго велела она, хотя глаза лучились
теплом, – свяжите волосы на затылке.
И с этими словами она исчезла. Позже Виктория узнала, что
эта женщина в самом деле была настоящим тираном, но обычно щадила сестер и
предпочитала нещадно гонять добровольцев.
Виктория тяжело вздохнула, выпила еще чашку кофе и
представила двенадцать бесконечных часов. Сумеет ли она выдержать? Но так или
иначе выхода все равно нет.
– Так быстро вернулась? Должно быть, наткнулась на
сержанта Моррисон, – поддел Дидье, увидев девушку. Он тоже еще не успел
смениться, и Виктория поспешно натянула чистый передник, скрутила волосы в узел
и отыскала когда-то чистую шапочку. Союзники снабжали их чем могли, но нехватка
в войсках ощущалась постоянно.
Девушка снова приступила к своим обязанностям, ничем не
отличавшимся от вчерашних: умирающие мальчишки, кричащие мужчины, оторванные
конечности, пустые глазницы, легкие, сожженные ядовитым газом. К восьми часам
Викторию уже шатало и едва не рвало от усталости. Она с трудом добрела до
женской палатки и даже не справилась, где ее чемодан. Рухнула на ближайшую
койку и мгновенно отключилась. Она в жизни так не уставала и на этот раз даже
не вспомнила о сестре.
Проснулась Виктория только к полудню, приняла душ в
специально приспособленной для этого палатке, вымыла голову и отправилась в
столовую. Стоял прекрасный майский день. Виктория наконец почувствовала себя
человеком и даже немного поела, с жадностью выпив кофе, который здесь поглощали
буквально ведрами.
Кстати, когда ей снова приступать к работе? Никто не сказал
ей, когда начинается смена.
Приканчивая тарелку все того же рагу, она увидела Дидье и
спросила, когда выходить на смену. Сам он только возвращался с
тридцатишестичасового дежурства и выглядел хуже некуда.
– Вряд ли тебя ожидают до полуночи. Должно быть,
Моррисон поняла, что тебе надо поспать. Но тебе должны были прислать
расписание.
– Да и тебе тоже, – сочувственно заметила
Виктория, ощущая себя винтиком огромной машины. Как прекрасно находиться в гуще
событий! – Спасибо, Дидье. Увидимся.
Дидье лихо отсалютовал ей и удалился, унося оловянную кружку
с кофе. Теперь даже бомбы, даже канонада ему нипочем. Он не просто устал, а
окончательно вымотан.
Но все же Дидье улыбался. Ему нравилась новенькая. Не
понятно только, почему она сюда явилась. Правда, у всех здешних были свои
причины идти на фронт, и они редко откровенничали, разве что в разговорах с
близкими друзьями. Многие были недовольны прежней жизнью или исповедовали
высокие идеи. Но что бы ни привело их во Францию, удерживало их здесь нечто
совершенно другое.
Расписание действительно лежало на ее походной койке. Через
два часа ей снова заступать.
Виктория еще немного отдохнула, а потом прошлась по лагерю.
Она подумывала было написать Оливии, но решила, что времени не хватит.
Вышло так, что она явилась на дежурство даже немного раньше
и не увидела ни одного знакомого лица, если не считать сержанта Моррисон,
которая чуть позже пришла проверить ее работу. Она удовлетворенно кивнула при
виде строгой прически Виктории и дала ей комплект формы, состоявшей из длинной
юбки, чего-то вроде гимнастерки, белого передника и маленькой шапочки с красным
крестом. На случай холодов полагалась красная шапочка.
– Как идут дела? – осведомилась Моррисон.
– Неплохо, – осторожно откликнулась Виктория, возмещавшая
старанием недостаток опыта.
– Рада это слышать. Заберете удостоверение личности в
штабной палатке. На вчерашнем совещании вам разрешили остаться. Думаю, у вас
все будет хорошо, – деловито объявила Пенни и ушла, провожаемая удивленным
взглядом Виктории. Но времени на размышления не оставалось. Этой ночью
произошло сражение при Берри-о-Бак, и поток раненых не иссякал.
Она проработала четырнадцать часов без отдыха и, слишком
измученная, чтобы поесть, зашагала в казарму. Невозможно забыть о погибших мальчиках,
о детях, утонувших после взрыва «Лузитании». Сколько бессмысленных смертей! И
это сейчас, когда светит солнце, поют птицы, распускаются цветы!
Виктория миновала казарму, отыскала маленькую полянку,
уселась на землю, прислонившись спиной к дереву, и закурила. Ей необходимо хотя
бы недолго побыть одной. Слишком много людей, слишком много страданий. Ее все
время дергали, что-то требовали, добивались. До сих пор она не понимала, как
это опустошает.
Виктория медленно прикрыла глаза. Жаркие лучи приветливо
пригревали, но ей казалось, что она состарилась за один день.
– Не боитесь загореть? – раздался чей-то
голос. – В таком случае я знаю чудесные местечки для отдыха.
Незнакомец говорил по-английски с легким французским
акцентом. Виктория лениво подняла веки, и снизу мужчина показался ей едва ли не
выше дерева. Светлые седеющие волосы, прекрасная осанка… в другое время и в
другом месте он показался бы ей настоящим красавцем.
– Откуда вы узнали, что я не француженка? – с
любопытством, но без улыбки поинтересовалась она.
– Вчера я подписывал разрешение на ваше пребывание
здесь, – суховато объяснил он. Оба тайком приглядывались друг к
другу. – Узнал вас по описанию.
Пенни Моррисон рассказала о приезде ослепительно красивой
американки, спасшейся после крушения «Лузитании», и предположила, что девушка
пробудет на фронте не более десяти минут. Об этом он не стал говорить Виктории.
– Мне нужно встать по стойке «смирно» и отдать
честь? – спросила она. Виктория не знала устава, но сейчас они были просто
мужчиной и женщиной, а не командиром и подчиненной.
На этот раз он улыбнулся.
– Нет, если вы не служите в армии. Поступайте как
считаете нужным. Но ведь вы даже не сестра милосердия, так что, откровенно
говоря, на вашем месте я не стал бы волноваться.
Виктория не знала, что он учился в Оксфорде и Гарварде и там
выучил язык. Незнакомец выглядел старше Чарлза, но она так и не смогла
определить его возраст. С виду настоящий аристократ и очень привлекателен.
