ПАМЯТИ БОРИСА ШТЕРНА
Сие литературное произведение ни в коем случае нельзя соотносить с известными древнегреческими мифами, иначе автор обязуется преследовать незадачливых критиков в соответствии с законом о свободе полета мысли и буйстве человеческой фантазии.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Ох уж мне эти греки, дикий народ, и чего только им на месте не сидится?! Вечно им чего-то не хватает, вечно они носом крутят, видите ли, недовольны Олимпом. И чего только этим грекам от меня нужно?
Потоп, что ли, очередной устроить?
А, ну ладно, суть-то все равно не в этом.
Короче, мерзкий народец греки эти.
Не ожидал я от них такой подлянки.
Вы, конечно, можете и возразить, мол, некоторые боги на Олимпе тоже не подарочек, но с ними-то я быстро разберусь — парочке ноги повыдергиваю, и баста.
Это ж надо! Кому рассказать — не поверит: из-за какой-то там бабы войну начать.
А все это, я вам скажу, от безделья.
Да зачем далеко за примером ходить! Вот, пожалуйста, давеча спускаюсь с Олимпа, гляжу, пастух на полянке сидит, овечек пасет. Здоровый такой детина, метра два ростом, загорелый, мускулы, как у качка Гефеста, и на сопелке тростниковой играет, жалобно так, фальшиво.
Ну я, понятное дело, облик бродяги, по обыкновению, принял, подхожу к нему и говорю: “Что же ты, юноша, за стадом-то не смотришь?”
И что, вы думаете, он мне ответил?
Да ничего подобного, знай себе дудит на сопелке и в ус не дует.
Я снова к нему обращаюсь: “Пастух, — говорю, — а пастух, ты что, не видишь, волки пол твоей отары сожрали?”
Тут юноша поморщился, сопелку свою от губ отнял и отвечает мне так спокойно: “Шел бы ты, дедуган, отсюда подальше, а то еще ненароком промеж глаз схлопочешь”.
Представляете, и это он говорит МНЕ!!!
Страшно подумать, до чего эти смертные обнаглели.
Ну, думаю, будет тебе, засранец, урок.
Поразмышлял я и превратил этого пастуха в барана. Здоровый вышел баран, волки его боятся, за версту обходят, и что, думаете, что-то изменилось?
По-прежнему сидит на лугу, на сопелке играет. Да он даже и не заметил, что в барана превратился.
КОШМАР!!!
Но мы малость отвлеклись…
В общем, бабу ту звали Еленой. Красивая была, зараза. И чего я только не делал: и в белого быка превращался, и в золотой дождь, но непреступной девка была, даже мне отказала.
А с быком вообще чуть накладка не вышла. Едва ноги унес, а то еще на вертел насадили бы, уж больно падкие на халявное мясцо родственники этой Елены оказались — превратил в итоге двоих в шакалов.
Будет им урок.
Говорят, будто Елена эта — дочь моя, но вы им не верьте. Я, конечно, баловался немного с Ледой, матерью ее, но никаких детей от нее у меня не было. Это все историки наврали (превратить бы парочку из них в ослов, или наоборот).
Я ведь не дурак, я за безопасный секс, и так уже героев наплодил на свою голову по всей Греции. Только и знают, что жрать, спать да за нимфами и дриадами голяком по лесам гоняться.
Все в папочку, родная кровь.
Короче, морочила эта Елена голову своему папаше Тиндарею, все замуж идти не хотела, даже Тесей ее похищал, за что неоднократно получал по морде от братьев красавицы Полидевка и Кастора.
Те еще были эти братья бугаи, точная иллюстрация к пословице “Сила есть — ума не надо”. Чуть что — за дубину хватались, мол, никто не смеет посягать на честь их сестры. Превратить бы обоих в дикобразов.
Женился в конце концов на Елене некий Менелай, сын Атрея.
Не то чтобы он красавцем писаным был, нет — нос как у верблюда, одно ухо в драке откушено, борода до пояса, — не это главное, не внешность его сыграла главную роль в выборе Елены, а то, что часто можно было видеть этого Менелая, бухающего с Полидевком и Кастором.
Как напьются, давай деревья с корнем выворачивать или сатирам морды лукавые бить.
Конечно, тут еще присутствовал и чисто холодный расчет, поскольку Менелай сразу смекнул, что старый царь Спарты Тиндарей скоро отойдет в царство моего братца Аида и таким образом Менелай сам станет царем, что в конце концов и произошло.
А тут еще Прометей этот со своими предсказаниями влез. Вечно у него шило в известном месте крутит, вечно ему на скале своей не сидится. Предсказал вдруг, будто от некой девки по имени Фетида (что за имя дурацкое?) родится у меня сыночек (герой, короче, очередной), который подрастет и свергнет меня, своего папашу, с Олимпа.
Понятное дело, я разозлился.
Прометею пригрозил, мол, за базар, приятель, ответишь.
А он мне: “Отдай Фетиду в жены сыну своему, этому, Пелею”.
Я вспоминал, вспоминал, что за Пелей, так и не вспомнил. Много их у меня.
В общем, сказано — сделано.
Решили мы всем Олимпом сыграть свадьбу в пещере кентавра Хирона.
Вот с этой сатировой свадьбы вся эта история и началась…
Зевс Громовержец (Олимпийский)
Часть первая
ТРОЯНСКАЯ ВОЗНЯ
Говорят, что Шлиман нашел Трою? Не верьте им…
Глава 1
О ТОМ, С ЧЕГО ЖЕ ВСЕ ЭТО НАЧАЛОСЬ
Пьянка была колоссальная.
Где-то к середине праздника сильно захмелевший жених стал путать Афродиту с невестой, делая той более чем двусмысленные намеки.
Афродита, кстати, была в принципе не против, но в дело вовремя вмешался Арес, в темном углу заехав пару раз жениху в глаз, что, надо сказать, молодожена тут же отрезвило.
Вовсю веселились боги, но допустили они одну непростительную оплошность вследствие своей природной безалаберности, а именно: забыли пригласить на свадебный пир богиню раздора Эриду.
Склочная была, конечно, баба, злопамятная, но при этом сатирски красивая.
Представьте себе жгучую брюнетку с голубыми глазами, смуглой кожей, осиной талией и грудью больше, чем у Афродиты. Ведь это же закон природы, что красивые женщины (реально знающие себе цену), как правило, жуткие стервы. Вот и Эрида была как раз из таких.
Решила богиня раздора устроить пирующим какую-нибудь гадость, а на гадости, как известно, она была великая мастерица.
Явилась Эрида к пещере Хирона в самый разгар праздника.
Жуткий гвалт стоял над лесом.
Гефест, увлекающийся армреслингом, боролся с Аресом. Пьяный Гименей дурашливо что-то пел о подробностях первой брачной ночи, во всеуслышание заявляя, что именно он и никто другой будет держать факел над ложем новобрачных, консультируя и поправляя в нужный момент молодоженов. Естественно, это привело к страшной драке с Эротом, поскольку молодой бог любви посчитал пьяные заявления Гименея посягательством на свои права.
