— Е-мое, — громко произнес великан, осматривая свою пещеру. — Что-то я не понял…
— Наше присутствие заметил, — прошептал Аякс, за что получил по лбу от Одиссея.
— О… — в отчаянии взревел циклоп. — Кто слопал мои запасы сыра, о… кто выпил все мое вино?
— Мы выпили, — хмыкнул Агамемнон, еще не совсем протрезвев.
— О… — продолжал сокрушенно реветь великан. — Кто слушал мою музыку, у-у-у… Кто воспользовался моим любимым ночным горшком?
Греки недоуменно переглянулись.
— Чего? — прошептал Одиссей, и все почему-то сразу посмотрели на Аякса.
— А что я, что сразу я? — с вызовом хрипло прошептал герой. — Ну, стоит себе горшок большой в белый горошек, как же таким не воспользоваться? Снаружи ведь негде, сплошные скалы, ни кустика, ни деревца.
— Скотина, — прошипел сквозь зубы Одиссей. — Ну, я с тобой потом еще разберусь…
— О… — еще раз взревел циклоп, после чего горько зарыдал.
На греков мощно пахнуло перегаром.
— Да он же пьяный, — догадался Агамемнон.
— Будем отступать, — сделал вывод Одиссей и принялся обдумывать гениальный… хотя нет, лучше сказать, хитроумный план побега.
А великан тем временем, утерев мокрый красный нос, стал швырять хорошо отточенный нож в портрет Лаэрта, целясь прямо в его идиотскую улыбку.
“Вот сволочь”, — подумал Одиссей, мысли которого складывались в нужную мозаику с трудом. Но оно и понятно: вина чужого меньше пить надо было.
На шару ведь не жалко ни чужого напитка, ни своего организма.
Если кто в данной ситуации и веселился, так это Аякс, который пьян был, словно еж, упавший в чан с бродящим виноградом. Упился, в общем, герой больше всех, благо бычье здоровье позволяло.
Сначала Аякс сидел вроде как тихо, но потом его разобрало, и он начал приглушенно хихикать. Греки, понятное дело, зашикали на него, но тот на гневные рожи друзей внимания не обращал.
Затем Аякса окончательно развезло, и он стал басом блеять, подражая главному в стаде барану, который уже около часа лежал в обмороке, сраженный исходившими от греков винными парами.
— Гомер! — встревоженно позвал любимого барана великан, прекратив метать нож. — Что с тобой?
— Бе-э-э-э, — еще пуще прежнего заблеял потешающийся Аякс.
И тут герой допустил непростительную ошибку — с пьяных глаз все напутал и громко залаял.
— Эй, кто там? — не на шутку испугался циклоп, освещая факелом угол пещеры.
— Гав-гав, — ответил Аякс и жалобно так добавил: — Мяу-у-у-у…
Бедняга Парис в этот момент частично поседел, а Одиссею было не до идиотов-друзей. Одиссей напряженно думал.
— Ах вы, — сказал великан, снимая левую сандалию, — проклятые коты, вы уже и сюда забрались.
М-да.
Умственные способности циклопа оставляли желать лучшего. Короче, грекам крупно повезло.
— Эх, была не была! — Одиссей махнул рукой и, повернувшись к друзьям, строго приказал: — Оставайтесь на месте, бараны.
Бараны в ответ согласно закивали.
— Итак, на счет три, — шепотом подбодрил себя царь Итаки. — Раз, два, три…
И, произнеся “три”, он проворно выскочил из вольера.
— Ты кто? — удивленно спросил циклоп, увидев человека.
Одиссей дурашливо поклонился.
— Тебя как зовут? — снова спросил великан.
— Меня зовут Ядурак, — ответил хитроумный царь Итаки. — И это я нагадил в твой горшок.
— Ах ты! — яростно взревел циклоп, воинственно растопырив руки, после чего с топотом погнался за вылетевшим из пещеры Одиссеем.
— Нет, во дает, — заржал Аякс, пихая локтем в бок жевавшего рядом травку барана. — Не, Парис, ты это видел?
Баран в ответ жалобно заблеял…
Запыхавшийся, в мокрой насквозь одежде, Одиссей приковылял в пещеру где-то минут через пятнадцать.
— Вылезайте, мужики! — крикнул он грекам. — Айда к кораблю.
Счастливые герои выбежали из вольера.
— Как тебе это удалось? — закричал Агамемнон, хлопая царя Итаки по спине.
— Что удалось? — не понял Одиссей.
— Ну, от великана избавиться.
— А… —Хитроумный грек криво усмехнулся. — Это было очень просто. Я побежал в ту сторону, где валялась его сандалия. Он ее как увидел, обо всем сразу же забыл. Сидит теперь, счастливый, на дороге, примеряет.
— Так, может, то не его сандалия? — предположил Гектор.
— Да какая разница, — махнул рукой Одиссей. — Возвращаемся на корабль.
И греки, весело галдя, беспрепятственно поспешили к морю.
А циклоп, обрадовавшийся, найдя свою блудную сандалию, вдруг вспомнил, как сильно обидел его непонятный коротышка, а посему тут же принялся орать дурным голосом, созывая своих сородичей.
Сородичи, понятное дело, отозвались.
— В чем дело, Полифем? — недовольно спросили они. — Ты снова напился?
— Я трезв, — гневно отвечал им циклоп, — как стеклышко.
— Тогда мы тебя не понимаем, — ответили сородичи. — Чего ты орешь?
— И действительно, чего? — Полифем в растерянности заозирался. — А, вспомнил… мне нанес оскорбление один смертный. Он сожрал весь мой сыр, выпил все мое вино и нагадил в мой горшок.
— Может, это был твой брат Лифомил? — предположили остальные циклопы. — Думаем, что простому смертному не проделать все те чудеса, которые ты нам только что описал.
— Нет, — твердо заявил великан, — это был смертный, человек.
— Ну и как же его зовут? — ехидно поинтересовались сородичи.
— Ядурак, — ответил Полифем.
— Ну, мы в этом в принципе и не сомневались, — сказали остальные циклопы. — Не пей больше, братец, а то пожалуемся твоему папаше Посейдону, и он тебе мозги быстро вправит.
— Ядурак, — в отчаянии закричал Полифем, — его звали Ядурак.
Но сородичи, приглушенно посмеиваясь и качая головами, уже расходились.
Полифем задумался.
— Пойду-ка я набью морду Лифомилу, — вслух сказал он, — так, на всякий случай.
И циклоп решительно потопал в глубь острова.
Как раз именно в этот момент к острову циклопов подплывал Телемах со своими друзьями.
Горячо спорившие великаны выглядели на фоне серых скал весьма колоритно.
— Э нет, — сказал Телемах. — Сушите весла, братцы.
И корабль послушно остановился.
Великаны на острове продолжали спорить, и земля под ними содрогалась.
