Наконец Эврисфей, сделав воистину титаническое усилие, заставил правый глаз смотреть в упор на гостя. Левое око, решительно воспротивившись произволу над своим правым братом, демонстративно уставилось в потолок.
От выражения лица Эврисфея Херакла слегка передернуло, и это несмотря на те ужасы, которых он насмотрелся в особом отделении «дома отдыха от праведных трудов» заботливого Асклепия.
Эврисфея, к слову сказать, тоже несколько напугал внешний вид незнакомца. Старая рыжая накидка оказалась не чем иным, как содранной с огромной лишайной бродячей собаки шкурой. Часть головы на редкость мерзкого при жизни пса была ловко надета на лысую черепушку гостя, что наивным Эврисфеем сперва было принято за оригинальную модную прическу. Чтобы оскаленный собачий череп с ушами (но без нижней челюсти) не съезжал вниз, незнакомец привязал его куском веревки, закинув петлю на свой скошенный ущербный подбородок.
Без сомнения, перед Эврисфеем был обыкновенный сумасшедший, коих по Греции с недавних пор бегало просто немереное количество. Было большой опрометчивостью пускать психа в крепость, но нить мойры Клото, как говорится, назад не отмотаешь.
Эврисфей нервно заозирался правым глазом по сторонам в поисках какого-нибудь мало-мальски годного оружия, но кроме старой двузубой вилки ничего под рукой не было.
— Я пришел к тебе заключить сделку! — решительно заявил Херакл, которому уже порядком надоели акробатические кульбиты зрачков собеседника.
— Ну-ну… — Эврисфей решил на всё соглашаться, лишь бы ненормальный его не укусил.
Бешенство было, пожалуй, единственной из всех известных в Греции болезней, которой бедняга по непонятной пока причине еще не страдал. Ну что ж, всё впереди…
— Как я понимаю, своего временного подчиненного Геракла ты не особо жалуешь?
— Ну…
— Я же и вовсе его ненавижу лютой ненавистью!
— А можно поинтересоваться, за что? — робко спросил Эврисфей, чувствуя тревожные позывы внизу живота, которые он испытывал всякий раз при упоминании великого сына Зевса. Чем не дополнительный повод ненавидеть могучего героя?
Херакл раздраженно пожал плечами:
— Да я и сам не знаю, за что его ненавижу, ненавижу и всё тут!
— Вполне логично, — кивнул Эврисфей. — Но, милый гость, что же ты хочешь от меня?
— Давай ненавидеть его вместе! — с готовностью предложил сумасшедший.
— Давай! — легко согласился Эврисфей, решив ни в чем психу не перечить.
Херакл слегка повеселел.
— В таком случае не мог бы ты через своего посланца сообщать мне о каждом новом задании Геракла?
— Но… м… м… зачем?
— Затем, чтобы я мог опередить этого тщеславного самозванца и раньше него совершить великий подвиг!
«Мать моя Гея! — мысленно содрогнулся Эврисфей. — Да это не просто обыкновенный псих, а очередной героический подвигоман!»
— То есть, если я тебя правильно понял, — медленно проговорил повелитель Геракла, — ты желаешь узнавать о новом задании раньше сына Зевса и таким образом всё время опережать его на полшага?
— Почему бы и нет, — улыбнулся Херакл, демонстрируя решительное отсутствие двух передних зубов, безвозвратно утерянных во время проведения любимой лечебной терапии Зигмундиса Фрейдиуса под броским названием «Получи бревном по морде».
Многих психов, к слову сказать, сия процедура быстро вылечивала, и они благополучно сбегали, освобождая места в гостеприимном «доме отдыха от праведных трудов» божественного Асклепия, которых вечно не хватало.
— Почему бы и нет, — задумчиво повторил за гостем Эврисфей.
«И действительно, — удивленно подумал он, — а почему бы не сделать так, как просит этот малохольный? Какой великолепный шанс досадить проклятому Гераклу. И от богов никаких претензий. Херакл сам ко мне пришел и сам же хитрый расклад предложил. Следовательно, пусть сами олимпийцы с ним потом, если что случится, и разбираются».
— Отлично! — радостно хлопнул в ладоши Эврисфей. — Мой личный посланец Копрей будет регулярно оповещать тебя об очередном героическом задании Гераклу. Кстати, в данный момент сын Зевса собирается изловить керинейского барана. Так что если хочешь успеть, то поспеши в Аркадию, там и проживает это не в меру говорливое чудо…
Сказав сие, болезный вскочил с мягких подушек и, не в силах более сдерживать мучительные спазмы, выбежал вон из комнаты.
— Что это с ним? — спросил Херакл материализовавшегося у него за спиной горбатого слугу.
— Господин сильно болен. — Слуга сокрушенно покачал головой. — Вы, наверное, слышали о такой напасти, как диарея?
Херакл задумался.
— Да-да, что-то припоминаю, что-то вроде насморка.
— Вот-вот, — скорбно кивнул горбун, — сидишь-сидишь, всё нормально, а потом как чихнешь… ну и… комнату после этого неделю приходится проветривать.
Херакл еще немного неуверенно потоптался в спальне Эврисфея, уныло оглядывая совершенно немыслимое количество пузырьков с лекарствами. Прочел на пузырьках пару названий. Такие надписи, как «От большого ногтя на правой ноге» и «От похабных мыслей», глубоко его поразили. Затем ненормальный еще немного повонял псиной и, так и не дождавшись Эврисфея, попросил горбатого слугу провести себя к выходу. Слуга с готовностью согласился это сделать, и тут Херакл с удивлением заметил торчавшие из волосатых ноздрей горбуна деревянные палочки.
«Наверное, тоже страдает от этой самой диареи, — сочувственно подумал ненормальный, — и боится лишний раз чихнуть. Вот же бедняга!»
Уже на выходе из мрачной крепости Херакл столкнулся с синим человеком в одной набедренной повязке, несшим на плече что-то длинное и, судя по всему, жутко тяжелое, завернутое в серую грязную тряпку.
«Странные они тут все какие-то», — удивленно подумал Херакл и, потуже завязав на поясе худые собачьи лапы, потопал в далекую Аркадию.
* * *
— Ха-ха-ха, не поймал, не поймал, не поймал! — ехидно смеялся керинейский баран, строя Гераклу воистину преотвратительнейшие рожи.
— Софоклюс! — зычно прокричал сын Зевса. — Заходи слева…
— Я сейчас! — отозвался историк, храбро бросаясь в противоположную сторону.
— Да не туда, не туда, куда же ты бежишь, сатиров трусливый потрох…
— Ла-ла-ла… — пел скачущий по холмам неуловимый баран. — Геракл дурак, Геракл осел…
— Никто… — гневно прорычал сын Зевса, — никто не смеет безнаказанно оскорблять сына владыки Олимпа!
И тут до великого героя внезапно дошло, что он имеет дело с очередным божественным изделием. Словно некая пелена спала с его глаз, и он, повнимательнее присмотревшись к барану, понял, что:
Во-первых — копытное было полностью изготовлено из золота.
