Когда Убийвовк зашел в кафе, пирующие там по случаю избрания нового авторитета братки буквально все до одного за полминуты протрезвели.
— Е… — сказал Русик Дырчало, хватаясь за ствол. Но было поздно, поскольку в кафе, круша стены, ворвались ревущие примусы.
— Ку-ку, — Убийвовк помахал онемевшим браткам рукой, — я — это последнее, что вы видите в своей никчемной жизни
Ухмыльнувшись, грозный космический пахан вышел обратно на улицу с удовлетворением отметив, что Раздолбаев все-таки удрал. Значит, молва о триумфальном возвращении в Хрючевск Бориса Богдановича облетит город уже с завтрашнего утра.
Став у фонарного столба, Убийвовк закурил первую после возвращения на Землю сигарету.
Пятиэтажное здание за его спиной сотрясалось от страшных ударов. С грохотом рушились стены. Звучали редкие выстрелы, заглушаемые истошными воплями братков и утробным боевым ревом примусов.
Звонко щелкали гигантские стальные клешни.
Над головой Бориса Богдановича пролетела чья-то нога, в обклепанном ботинке и, немного проехав по заснеженной мостовой, исчезла в открытом канализационном люке.
Через секунду из люка выскочил белый как стена рабочий в оранжевой каске и, тонко повизгивая, зигзагами помчался наутек.
Убийвовк проводил его холодным безразличным взглядом:
— Это еще только начало, — хрипло произнес он, делая глубокую затяжку, — это только цветочки, а ягодки будут потом.
В кафе раздался взрыв, здание вздрогнуло. Из окон второго этажа стали выпрыгивать жильцы, кто в пижаме, а кто и вовсе в трусах. Особо Борису Богдановичу запомнились худой усатый мужик, выпрыгнувший в окно вместе с аквариумом, в котором плескалась испуганная золотая рыбка, а также два лысых жлоба, страшно ругавшихся и швырявших друг в друга шлепанцами, которые пытались вытащить в окно застрявший в раме японский телевизор.
— Все сущее — суетно, — пропел, развеселившись, Убийвовк, — все материальное — смешно…
— Зоя, спасай фарфоровую вазу, — истошно закричал кто-то на третьем этаже, и с тяжелым стоном здание просело вниз, уйдя на один этаж под землю.
Кафе “Буревестник” вместе с его посетителями больше не существовало.
Утро было пасмурным.
Полковник Толстолобов, выбравшись из персональной машины, прошел за милицейское оцепление посмотреть, что осталось от кафе.
От кафе ничего не осталось.
Просто за одну ночь серая пятиэтажка превратилась в четырехэтажку.
Только и всего.
Бельды в форме сержанта милиции со Снежком уже были на месте, осматривая снег в поисках следов.
— Ну как форма, не жмет? — спросил Толстолобов, лукаво усмехаясь.
— Да так чуть-чуть в плечах тянет, хотя впрочем, ничего, — ответил Бельды.
— То-то, — хмыкнул полковник, — это моего племянника. Он в прошлом году из органов ушел. Женился и на ПМЖ в Германию уехал. Полы теперь в гостинице метет, а форма вот осталась.
— Я нашел следы примусов, — сообщил Снежок, забавно двигая носом, к которому прилипло несколько снежинок, — в кафе они вошли через дверь, а вот вышли, воспользовавшись подвалом, проломив в двух местах стену.
— Ай да Бориска, — покачал головой Толстолобов, — ай да Убийвовк, недооценил я тебя малость, ох, недооценил.
— Ничего, и на него управу найдем, — сказал Бельды, — у меня уже есть пара дельных идей.
— Как вы думаете, за кого он следующего возьмется? — спросил полковник.
— Мы думаем, за вас, — ответил Снежок, — хотя не исключено, что сейчас он ищет нового, избранного покойной братвой авторитета, чтобы тоже укокошить.
— Ну спасибо, успокоили, — буркнул Толстолобов, — но за меня вы не бойтесь, я если что отпор и троим Убийвовкам дам, пусть даже с сотней пылесосов.
— Примусов, — поправил полковника Бельды.
— А не один еж? — возразил Толстолобов. — Примусов, пылесосов, по мне так без разницы.
— Да нет, разница есть, и большая, — задумчиво сказал Бельды, — конечно, это только теория, но я думаю…
— Эй, полковник, — позвали откуда-то слева. Толстолобов обернулся.
— Идите сюда.
Все оперативники столпились у открытого канализационного люка.
Пожав плечами, Толстолобов тоже подошел, дабы заглянуть в люк.
В люке лежала чья-то нога в черном обклепанном ботинке
— Это Крепыш, — сказал один из оперативников, — вор в законе бывший. Я его по ботинку признал. Он любил конкурентов ими тузить.
— Ну что ж, одним подонком меньше, — резонно заметил полковник.
— Ох и разборка, — опера недоуменно переглянулись, — они что, друг на друга с бензопилами кидались.
— А где свидетели? — спросил Бельды.
— А вон у “бобика”, — ответил один из оперативников, — их майор Гоков опрашивает.
У милицейского “бобика” стоял странный усатый мужчина с голыми синими ногами в кое-как накинутой на худые плечи шубе, держащий под мышкой аквариум с замерзшей рыбкой.
— Я знаю, я все видел, — твердил он, размахивая свободной рукой, — это сделал однорукий человек, однорукий человек в черном плаще. Ищите однорукого.
Майор Гоков, кивая, все тщательно вносил в протокол.
— А может, это был одноногий? — предположил подошедший полковник. — В клепаном черном ботинке.
— Нет, нет, — затряс головой свидетель, — однорукий в черном плаще.
Подъехала машина “скорой помощи”, и двое дюжих санитаров погрузили усатого мужчину вместе с аквариумом в кузов фургона.
— Оденьте-ка эту рубашечку, в ней вам будет теплее, — приговаривали санитары, завязывая рукава у свидетеля за спиной.
— Это был однорукий, — закричал мужчина, и его увезли.
— Рыбку жалко, — сказал Бельды и, повернувшись к майору, спросил, — кто-то еще из свидетелей есть?
— Да, еще двое, — кивнул майор, — в клетке “бобика” сидят. Телевизор пытались японский под шумок стырить, но мы их быстро поймали в квартале отсюда.
Отперев заднюю дверцу “бобика”, майор показал двух лысоватых жлобов, сидящих на японском телевизоре.
— А вот и вещдок с ними, — кивнул милиционер, — все как положено, поймали с поличным.
— Ладно, — сказал Бельды, обращаясь к жлобам, — что вы видели вчера ночью, что здесь в конце концов произошло?
Свидетели пожали плечами.
— А черт его знает, — ответили они, — разборка какая-то.
— А вы не обратили внимание на что-нибудь странное, — спросил Толстолобов, — когда телевизор тырили.
— Странное? — переспросили жлобы. — Да телек в окно не пролазил, вот что было странно.
