Посвящаю эту книгу трем необыкновенным сестричкам: Саманте,
Виктории и Ванессе, очаровательным маленьким дамам; их милой старшей сестре
Беатрисе; их замечательным старшим братьям Тревору, Тодду и Ники и младшему
братику Максу. Пусть каждого из вас судьба одарит благополучием, удачей, добрым
сердцем, любящими людьми. Будьте всегда сильны духом, счастливы и неразлучны!
Пусть каждый поворот калейдоскопа жизни приносит вам радость. Нам калейдоскоп
подарил вас — дражайшие, бесценные создания. А вам он пусть дарит любовь,
цветы… улыбки… Держитесь вместе, милые, поддерживайте друг друга, побольше
смейтесь, старайтесь не растерять ту любовь, которую мы вам привили. В знак
любви к вам и вашему папе, в знак тех чувств, которые мы питаем друг к другу и
к вам, искренне.
Д. С.
Момент бытия, мерцающий миг, бриллиант в морских волнах,
светящийся живой огонь, драгоценный луч, но вот, вдруг, поворот — и меркнет
свет, и целый мир во мрак одет, будто в первый раз, а после — песни, рифмы вновь,
опять любовь, опять мерцанье это — лучей рассвета и темноты; и, снова тень на
свет сменив, так прихотлив и так неведом каждый шаг надежды в нас, так резко
свет сменяет тьма, тоски и радости мерцанье, и вновь назавтра ожиданье
превратится вдруг в лихой галоп… лишь незримый поворот руки — и вновь событий
искр слепящий сноп… ведь наша жизнь — всегда большой калейдоскоп.
Часть I. Соланж
Глава 1
24 декабря 1943 года северо-западнее Неаполя шли проливные
дожди. Сэм Уокер, съежившись в окопе, зябко кутался в плащ-палатку. До войны он
не бывал в Европе. Но участие в военных действиях далеко не лучший способ
знакомства с миром — Сэм повидал то, чего никогда не хотел бы видеть.
Он находился по эту сторону океана с ноября 1942 года:
сражался в Северной Африке, принимал участие в операции «Факел» и считал, что
хуже Африки, с ее страшной жарой и ослепляющими песчаными бурями, ничего нет,
но теперь понимал, что ошибался. Руки у него так окоченели, что пальцы едва
удерживали «бычок» — подарок, полученный на Рождество от друга. О том, чтобы
его раскурить, вообще не могло быть и речи.
Ветер с гор пронизывал до костей; это была худшая из зим,
так по крайней мере считали итальянцы, и Сэм вдруг затосковал по зною пустыни.
На Сицилию он прибыл в июле в составе 45-го пехотного полка Пятой армии Кларка,
а в октябре участвовал в битве за Неаполь. Потом был бой под Термоли. Последние
же два месяца они ползком, по скалам и буеракам, пробирались к Риму, сражаясь с
немцами за каждую пядь земли, и каждый пройденный дюйм обильно поливали своей
кровью.
— Черт! — выругался Сэм, обнаружив, что промокла
последняя спичка, да и «бычок» — единственный рождественский подарок — тоже
отсырел.
Сэму был всего двадцать один год; когда японцы атаковали
Пирл-Харбор, он учился в Гарварде. Гарвард… При мысли об университете он бы
рассмеялся, если бы не чувствовал такую смертельную усталость.
Гарвард… с его кипящей событиями жизнью, старинным
комплексом зданий, заполненный ясными молодыми лицами, излучающими желание
когда-нибудь завоевать мир. Если бы он только знал, что его ждет… Теперь трудно
поверить, что он когда-то был частью всего этого.
Сэм немало потрудился, чтобы поступить в Гарвард. Для него,
обычного городского паренька из Сомервилла, поступление в этот престижный
университет было мечтой всей жизни.
Сестра над ним смеялась — единственным ее желанием было
выйти замуж за кого-нибудь из одноклассников, причем их пригодность к
супружеской жизни она нередко проверяла в постели. Эйлен была на три года
старше Сэма и, когда он наконец поступил в Гарвард, уже успела выйти замуж и
развестись. Родители их погибли в автокатастрофе, когда Сэму было пятнадцать, и
мальчику пришлось жить с сестрой и ее восемнадцатилетним мужем.
Но долго он с ними не выдержал, впрочем, юный супруг тоже
вскоре оставил Эйлен. С тех пор Сэм ее практически не видел.
Лишь на третий день после призыва он все-таки поехал
попрощаться с сестрой. Эйлен работала в баре. Она сильно изменилась,
обесцветила волосы, и Сэм едва узнал ее в полумраке. Вначале она смутилась, но
в ее взгляде все равно горел тот самый алчный огонек, который Сэм так
ненавидел. У Эйлен на уме были только кавалеры, и младший брат никогда ее
особенно не интересовал.
— Ну что ж, удачи тебе…
Эйлен нервничала — ее ждали клиенты — и не знала, что еще
сказать брату. Сэм же не решался поцеловать ее на прощание.
— ..Сообщи, где ты находишься.
— Да, конечно… не беспокойся…
Прощаясь с ней, Сэм снова чувствовал себя двенадцатилетним
мальчиком. Ему вспомнилось все, что он не любил в сестре. Впрочем, трудно было
бы назвать то, что он в ней любил. Они всегда были очень разными, словно
прибыли с разных планет.
Эйлен в детстве изводила брата россказнями о, том, что он
якобы был усыновлен, и он верил ей, пока в один прекрасный день мать ее не
выпорола и с обычной, для себя пьяной откровенностью не сообщила Сэму, что вес
это вранье. Эйлен врала всегда и по любому поводу и при каждом удобном случае
сваливала на Сэма вину за свои проделки. Отец, как правило, верил именно ей.
Все его родственники казались Саму чужими: и могучего
сложения отец, всю жизнь проработавший на рыбацкой шхуне, и мать,
злоупотреблявшая спиртным, и сестра, каждую ночь пропадавшая на гулянках.
Порой, лежа в кровати, он мечтал о жизни в настоящей семье, где регулярна
готовится горячая пища, стелют чистые простыни, ездят на пикники, где много
детей и собак, а родители часто смеются. Сэм же не мог вспомнить, чтобы его
родители когда-нибудь улыбались, смеялись или держались за руки, ему казалось,
что они этого вообще никогда не делали.
Втайне он ненавидел их за ту нищенскую жизнь, которую они
вели и на которую обрекли и его. Он желал гораздо большего. А они, в свою
очередь, ненавидели его за честолюбие, ум, первые роли в школьных спектаклях и
за нежелание жить той жизнью, что устраивала их. Однажды Сэм признался отцу,
что хотел бы когда-нибудь поступить в Гарвард, в ответ тот посмотрел на него
как на чужака. Таким он, впрочем, и был для них всех.
Наконец мечта Сэма сбылась — его приняли в Гарвард, да еще и
дали стипендию — лучший в его жизни подарок… Наступил тот самый волшебный день,
ради которого пришлось так много и так долго трудиться. И вдруг через три
месяца все это кончилось.
Дождь хлестал по его окоченевшим рукам. Вдруг где-то рядом
раздался незнакомый голос. Сэм обернулся.
— Может, огоньку?
Рядом стоял высокий голубоглазый светловолосый солдат.
Ручейки дождя стекали по его впалым щекам. Казалось, что все они плакали в эту
жуткую погоду.
— Ага, спасибо… — кивнул Сэм, улыбнулся, и на мгновение
его глаза вспыхнули прежним светом. Когда-то, целую вечность назад, он был
веселым юношей и мечтал стать душой театральной студии Гарварда.
