— Работать готова? — спросила Луиза, ответив тем
самым на ее невысказанный вопрос. Хилари кивнула.
На улице Луиза дала ей лопату и велела копать канаву,
пообещав, что пришлет на подмогу мальчиков, но те так и не появились — они
курили за сараем, и Хилари пришлось на жуткой жаре мучиться одной.
В течение последних четырех лет она выполняла тяжелую
работу: убирала дом, обстирывала Эйлен и Джека, ухаживала за больной, но
физическим трудом не занималась никогда. Он оказался гораздо труднее всего, что
было прежде. Когда Луиза наконец позвала ужинать, Хилари едва не плакала от
изнеможения.
На кухне у плиты с торжествующим видом стояла Мэйда. Ей
досталась почетная обязанность готовить ужин, если так его можно было назвать.
Блюдо, которое хозяйка очень хвалила, состояло из немногочисленных кусочков
жира и хрящей, плававших в неаппетитной жиже. Луиза наделила каждого небольшой
порцией, прочла благодарственную молитву, после чего дети приступили к еде.
Хилари, несмотря на сильнейший голод и усталость от работы весь день да
солнцепеке, не смогла заставить себя притронуться к содержимому тарелки.
— Ешь, детка, не стесняйся. Сильнее будешь. Луиза
мерзко ухмыльнулась. Хилари это напомнило слышанные в детстве сказки про ведьм,
которые намеревались съесть детей, но на то они и были сказки — в них ведьма
всегда умирала, а детишки спасались и становились принцессами и принцами.
— Извините… Я не голодна… — слабым голосом пролепетала
Хилари.
Мальчишки начали пересмеиваться.
— Может, ты больна? — заволновалась Луиза. —
Они не говорили мне, что ты больна…
Казалось, она готова была уже отправить девочку обратно.
Хилари вспомнила, как Мэйда рассказывала про детдом, эту тюрьму для малолеток.
Только этого ей еще не хватало. Но деваться больше было бы некуда. К Джеку
вернуться нельзя. Остается либо Луиза, либо детдом.
— Нет, нет. Я не больна… это просто солнце… на улице
было жарко…
— А-а…
Остальные дети принялись насмехаться над ней, а Мэйда не
преминула больно ущипнуть Хилари, когда они вместе мыли посуду. Странная
атмосфера царила в этом до??е, отнюдь не семейная и не дружеская, как успела
заметить Хилари.
Луиза даже не пыталась изобразить материнскую заботу о
питомцах, они были для нее просто рабочей силой, и соответственно относилась к
ним. Все здесь было временным и бездушным. Муж Луизы появлялся редко. Он был
инвалидом — потерял на войне ногу, а другая была сильно искалечена, поэтому
работать он не мог, и Луиза использовала детей для выполнения его части работы
по дому, а заодно и своей.
Кроме того, власти штата платили ей за каждого взятого
ребенка; разбогатеть на этом было нельзя, но все же деньги получались вполне
приличные. Максимально Луиза могла приютить семерых детей, после прибытия
Хилари оставалось вакантное место, все знали, что скоро появится кто-то еще.
Помимо Мэйды, была еще одна девочка — бледная
пятнадцатилетняя блондинка по имени Джорджина, и три хулиганистых чернокожих
подростка. Двое, что были постарше, с самого ужина ехидно поглядывали на
Хилари.
Все питомцы Луизы выглядели неважно. Впрочем, на такой диете
трудно было иметь здоровый вид. Луиза экономила, как только могла. Хилари была
к этому привычна, прожив у Эйлен и Джека, но хозяйка «дома временного
проживания», похоже, даже их перещеголяла.
В семь тридцать она приказала детям готовиться ко сну.
Девочки и мальчишки сидели по своим комнатам, разделенным лишь тонкой
перегородкой, болтали, жаловались друг другу, обменивались рассказами о
родителях, сидящих в тюрьмах, и собственными впечатлениями от пребывания в
приюте.
Все это было для Хилари чуждо, она сидела на кровати и
молчала. Джорджина и Мэйда не обращали на нее никакого внимания. Потом, надев
ночные рубашки, они отправились в ванную, дверь которой захлопнули у Хилари
перед самым носом.
«Я как-нибудь это переживу, — говорила себе
Хилари. — Это лучше, чем Джек… Это не так страшно».
Она вспоминала о деньгах, спрятанных в чемодане, и молила
бога, чтобы никто их не нашел. Надо было потерпеть всего лишь пять лет… Пять
лет…
Слезы жгли ей глаза, когда она наконец попала в ванную.
Хилари закрылась и разрыдалась в жесткое рваное полотенце, которое ей выдала
Луиза. Трудно было поверить, во что превратилась ее жизнь.
Через минуту в дверь стали ломиться мальчишки.
— Чего ты там делаешь? Может, тебе помочь? —
спросил один из них, а другие громким смехом оценили его «блистательный» юмор.
Хилари поспешила выйти из ванной, тем более что там было
противно находиться — везде сновали тараканы. Она юркнула мимо мальчишек в свою
комнату, где Мэйда как раз гасила свет. Минутой позже, к изумлению Хилари, в
дверях появилась Луиза, держа в руке связку ключей. Похоже, она собиралась их
закрыть, но Хилари посчитала, что такого не может быть. Из комнаты мальчишек
донесся хохот.
— Закрываем лавочку, — прокомментировала Мэйда. В
этот момент Луиза захлопнула дверь и раздался скрежет ключа в замке. Мэйда и Джорджина,
видимо, восприняли это как абсолютно нормальное явление. Хилари, при сумрачном
свете, проникавшем в окно, с удивлением глядела на них.
— Зачем она это сделала?
— Чтобы мы не встречались с мальчишками. Она любит,
чтобы все было тихо, — ответила Мэйда и вдруг хихикнула, будто хорошо
пошутила.
Джорджина тоже засмеялась. У Хилари сложилось впечатление,
что они хихикают постоянно.
— А что, если захочется в туалет?
— Писай в кровать, — пояснила Джорджина.
— Но убирать утром будешь сама, — добавила Мэйда,
и они опять заржали.
— А если случится пожар? — испуганно спросила
Хилари, но Мэйда снова рассмеялась:
— Тогда ты, детка, поджаришься, как картошка во
фритюре, и кожа у тебя станет коричневой, как у меня.
На самом деле они могли бы разбить окно и выскочить, но
Хилари от охватившего ее страха не подумала о такой возможности. Она легла в
кровать и накрылась простыней, стараясь не думать обо всех ужасных вещах,
которые могли произойти. Прежде никто никогда не запирал ее в комнате. Это было
новое, не слишком приятное впечатление.
Хилари лежала молча, глядела в потолок и судорожно дышала.
Ей казалось, будто кто-то душит ее подушкой. Она слышала, как ее соседки по
комнате шептались, потом зашуршали простыни и снова раздалось хихиканье.
Хилари повернула голову, чтобы посмотреть, что происходит, и
увидела зрелище, к которому была совершенно не готова. Мэйда, голая, лежала в
кровати Джорджины, та тоже сбросила на пол свою рваную ночную рубашку, и они
при свете луны гладили, ласкали друг друга и целовались, при этом Мэйда стонала
и закатывала глаза.
Хилари хотела отвернуться, но от ужаса и отвращения не могла
пошевелиться. Джорджина заметила, что она смотрит на них, и ехидно спросила: