— О чем, о наших взаимоотношениях? Но ты же не из тех,
кто легко опускает руки!
Теперь Адам по-настоящему сердился. Ради работы она лезла из
кожи вон, а ради него, ради их отношений — нет.
— Адам, давай забудем о проблеме. Она постепенно сама
уйдет.
— Вот как? Сколько это уже продолжается? Ты говоришь:
двенадцать лет, и мне не кажется, что ты забыла обо всем. Сколько ты намерена
ждать, пока проблема уйдет? Лет тридцать? А может, все пятьдесят? Тогда ты
почувствуешь себя гораздо лучше, тебе будет всего шестьдесят три года и
начнется ну очень богатая половая жизнь. Хилари, будь же серьезнее!
Адам взял ее за руку и увлек опять на кровать рядом с собой.
Но Хилари понимала, что он хочет от нее слишком много, столько, сколько она не
в состоянии ему дать; хочет сердца, души, самопожертвования, брака, детей —
всего, чего лишила его жена, и даже больше того.
Она же не могла осчастливить его. Теперь она умела только
брать, делиться была готова лишь очень малым. Остальное ушло. Всю свою любовь
Хилари отдала очень давно, а энергию сохраняла лишь для восхождения по
служебной лестнице в телекомпании.
— Я хочу, чтобы ты сходила к психотерапевту. Ожидая
ответа, он напряженно вглядывался в ее лицо. Но для Хилари визит к
психотерапевту был равнозначен трепанации черепа, она не желала, чтобы кто-то
копался у нее в мозгах, а отчасти и боялась этого.
— Я не могу.
— Что за чушь! Почему?
— У меня нет времени.
— Надо найти. Пойми, у тебя серьезная проблема.
. Однако постепенно и Хилари начала сердиться. Он не имел
права учить ее жизни только потому, что она не хотела заниматься с ним любовью.
— Может, все наладится." — Но она говорила так,
как будто это ее не особенно волновало, и Адам окончательно расстроился.
— Само собой?.. Хилари кивнула.
— Я не верю.
— Дай срок, Адам. Это же всего-навсего первый раз. Адам
долго молча сидел и смотрел на нее. Он увидел больше, чем ей бы хотелось.
— Ты мне очень многого не говоришь, правда? Она
улыбнулась загадочной улыбкой сфинкса:
— Это не столь важно, Адам.
— Я тебе не верю. По-моему, ты всю жизнь прожила как в
крепости.
— Да, раньше я так жила.
— Почему?
— Потому что вокруг было слишком много людей, которые
причиняли мне боль.
— А теперь?
— Теперь я им этого не позволяю. Адаму явно было ее
жаль. Он наклонился к Хилари и, ласково положив ей руку на плечо, поцеловал.
— Я не причиню тебе боли. Хил… Клянусь… В его глазах
стояли слезы. Хилари очень хотела бы ответить ему взаимностью, но не могла. Она
теперь точно знала, что не способна испытывать нежных чувств к кому бы то ни
было, разве этот кто-то сумел бы пробудить в ней неведомую страсть, но такого
она тоже не могла себе представить.
— Я люблю тебя…
Ответом на эти слова был только ее печальный взгляд. Адам
улыбнулся и снова ее поцеловал. Он понял, и это тронуло Хилари.
— О'кей… Можешь ничего не говорить… Только позволь мне
любить тебя.
Он уложил ее спиной на подушки и стал пальцем нежно водить
по ее телу; с боков к пупку и обратно, обрисовывал ее груди, гладил плавными
движениями живот. Затем в эти ласки включился язык.
Так продолжалось очень долго. Хилари забыла о своей
бесчувственности, извивалась в его объятиях и просила большего, но Адам не
спешил. Он лишь позволил ей прикасаться к себе и сам слегка поглаживал ее своим
пульсирующим членом, словно рукой в атласной перчатке, пока она, наклонясь, не
стала его гладить и целовать. Адам трепетал, подобно ей, а потом вдруг, сначала
губами, затем пальцами, почувствовал в ней страх и нарастающее напряжение,
непонятное ему, — Все хорошо, Хил… Все хорошо… Я тебя не обижу… Я…
пожалуйста, деточка… пожалуйста, позволь мне… пожалуйста…
Воркуя, как мать со своим ребенком, он вошел в нее и не
остановился, пока не достиг оргазма. Хилари, он знал, его не испытала. Но все
равно это был шаг вперед.
— Я сожалею. Хил…
Адам хотел, чтобы она ощутила то же, что и он, но для этого
нужно было время.
— Не надо. Было чудесно.
Хилари тихонько лежала рядом с ним. Вскоре Адам уснул, а она
глядела на него и задавала себе вопрос, будет ли когда-нибудь чувствовать к
нему то, что он хочет, и будет ли способна любить кого бы то ни было или же
тело ее слишком переполнено ненавистью и отравлено ядом горечи.
На следующее утро Адам ушел до того, как она встала, потом
пригласил ее на ленч, но Хилари ответила, что слишком занята.
Он хотел встретиться с ней вечером, однако Хилари проводила
собрание. В отчаянии он предложил ей провести воскресенье с ним и его
сыновьями, которых забрал на уик-энд. Хилари долго пребывала в странной
нерешительности и, похоже, хотела отказаться, но у Адама был такой несчастный
вид, что она согласилась.
— У меня классные ребята, они тебе понравятся.
— Я в этом не сомневаюсь, — улыбнулась она, хотя
была полна тревоги.
Хилари многие годы избегала детей и не горела желанием
знакомиться с мальчиками Адама, а тем более привязываться к ним. Свои
материнские чувства она давно удовлетворила. Двоих детей, которых Хилари
любила, у нее забрали.
Договорились встретиться в Центральном парке. Утром в
воскресенье она надела джинсы, футболку и отправилась туда. Адам обещал
привезти все для игры в бейсбол и пикника.
Когда Хилари увидела их под деревом, младшего на коленях у
отца, а старшего рядом, в ее сердце шевельнулось что-то давно, казалось бы,
исчезнувшее. Это было невыносимо. Она остановилась и хотела бежать, но пожалела
Адама. Однако, подойдя к нему, почувствовала себя еще хуже. В его глазах была
любовь сродни той, которую она испытывала к Меган и Акси.
Ленча Хилари так и не дождалась — в течение получаса
понаблюдала, как они играют в бейсбол, а потом сослалась на ужасную головную
боль и ушла. Парк она покинула вся в слезах и всю дорогу до дома не замечала ни
светофоров, ни машин, ни пешеходов.
Остаток дня она, рыдая, пролежала в кровати и еще раз
осознала, что Меган и Александра ушли из ее жизни навсегда. Надо было заставить
себя помнить это. Не имело смысла истязать себя или тешить напрасными
надеждами, потому что никто не знает, где они находятся, и найти их практически
невозможно. Кроме того, они уже не дети, а взрослые женщины. Александре
двадцать два года, а Меган семнадцать. Увидеть их больше никогда не удастся. Но
и других детей Хилари видеть не желала, она не могла этого выносить.
Когда вечером зазвонил телефон, она сняла трубку и тут же
положила ее обратно, а на следующий день вела себя так, как будто ничего не
случилось: была милой, деловой и приветливой, но холодной, и Адам так и не
узнал, чем ей в конце концов не угодил.
