Это было совсем не похоже на победное вступление в Рим.
Здесь люди были испуганы, осторожны, не торопились покидать свои жилища и
убежища. Лишь постепенно парижане стали появляться на улицах, и, конечно же, не
обошлось без радостных приветствий, объятий и слез.
В полтретьего дня генерал фон Хольтитц капитулировал, таким
образом, Париж был официально освобожден союзниками. 29 августа на Елисейских
полях состоялся парад победителей, и Сэм, шагая в шеренге своих товарищей, не
скрывал слез. От сознания, что они столько прошли, столько испытали, что
освободили Париж — город его мечты, у Сэма захватывало дух.
Парижане восторженно приветствовали победителей,
выстроившись вдоль тротуаров, а войска торжественным маршем проходили от
Триумфальной арки к собору Парижской Богоматери, чтобы принять участие в
благодарственной литургии. Сэм тоже был исполнен благодарности за то, что
остался жив, удостоился счастья прийти в этот необыкновенный город и принести
свободу его жителям.
После торжественной мессы, которая тронула Артура и Сэма до
глубины души, они вышли из собора и медленно пошли по рю д'Арколь. До вечера у
них была увольнительная, но Сэм даже не задумывался, чем бы себя занять, ему просто
хотелось упиваться воздухом Парижа, его архитектурой и улыбаться прохожим.
Они зашли в маленькое бистро, чтобы выпить кофе. Жена
владельца подала друзьям по чашечке горячего цикериевого напитка, который все
здесь пили, тарелочку дешевого печенья и вдобавок каждого расцеловала в обе
щеки. Когда настало время уходить, она не хотела брать с них денег, несмотря ни
на какие уговоры. Артур немного говорил по-французски, Сэм же только жестами
выразил благодарность и поцеловал радушную парижанку. Американцы хорошо знали,
как напряженно в городе с продуктами и каким ценным подарком является скромная
тарелочка печенья.
Сэма взволновало посещение бистро. «Может, война — это в
конце концов не так уж плохо? — подумал он. — Может, стоило в ней
участвовать?» Ему было двадцать два года, и он чувствовал себя так, словно
покорил весь мир или по крайней мере его важнейшую часть.
Артур улыбался, глядя на воодушевленного друга. Ему самому
почему-то больше нравился Рим. Возможно, из-за того, что до войны он уже успел
в нем побывать. Рим стал для Артура чем-то особым, с ним были связаны дорогие
сердцу воспоминания, а Париж для Сэма являлся воплощением его юношеской мечты.
— Мне даже не хочется возвращаться в Штаты,
представляешь, Паттерсон? Глупо звучит, а?
Говоря это, Сэм обратил внимание на молодую женщину, которая
шла впереди, и уже не слушал ответ Артура. Ее огненно-рыжие волосы были собраны
на затылке в узел, темно-синее креповое платье от старости местами лоснилось,
но подчеркивало все достоинства ее фигуры.
Своей гордой осанкой она словно говорила: «Мне некого и не
за что благодарить, я пережила немецкую оккупацию и никому ничем не обязана,
даже американцам и другим союзникам, освободившим Париж».
Сэм не мог оторвать глаз от ее стройных ног и покачивающихся
бедер. Разговор с Артуром прервался.
— ..тебе не кажется? — спросил Артур.
— А? Что?
Сэм не мог сосредоточиться на словах друга. Все его внимание
обратилось на рыжие волосы, грациозную фигуру и гордую походку. Незнакомка
остановилась на углу, потом пересекла мост через Сену и повернула на набережную
Монтебелло. Сэм следовал за ней, словно привязанный невидимой нитью.
— Куда ты идешь?
— Еще не знаю.
Он был напряжен, словно охотник, идущий по следу, и боялся
хотя бы на мгновение выпустить рыжеволосую француженку из поля зрения.
— Что ты делаешь?
— А?..
Сэм посмотрел на товарища отсутствующим взглядом и ускорил
шаг. И тут Артур тоже заметил ее. Он посмотрел на нее как раз в тот момент,
когда девушка обернулась к ним, словно вдруг почувствовала их за своей спиной.
Лицо ее напоминало камею — матово-белая кожа, тонкие черты,
огромные зеленые глаза пронзали насквозь и, казалось, предупреждали, что
приближаться к ней опасно.
Сэм был парализован своим незнанием французского языка и ее
холодностью, но, когда рыжеволосая парижанка пошла дальше, ринулся за ней с еще
большей решимостью.
— Ты когда-нибудь видел подобные лица? — спросил
он у Артура, не глядя на него. — Я никогда не встречал женщины красивее.
Она излучала нечто, сразу привлекавшее внимание, а также
силу, чувствовавшуюся даже на расстоянии. Эта девушка не принадлежала к числу
тех, кто забрасывал цветами маршевые колонны союзников и был готов повиснуть на
шее у первого встречного солдата.
— Да, симпатичная девушка, — согласился Артур,
сознавая неадекватность своего определения. Он испытывал некоторую неловкость
от того, что Сэм так настойчиво следует за ней по пятам. — Но мне все же
кажется, что она не в восторге от того, что мы за ней увязались.
— Заговори с ней, — попросил Сэм. Казалось, что он
околдован рыжеволосой француженкой.
— Ты спятил? Она же минуту назад смерила нас ледяным
взглядом.
Незнакомка исчезла в магазине, а они остались стоять на
тротуаре, беспомощно топчась на месте.
— Ну и что дальше?
Артуру, похоже, неловко было преследовать эту женщину по
улицам Парижа. Пусть они победители, но все равно это ему не нравилось.
— Подождем. Давай пригласим ее на чашечку кофе.
Сэм вдруг пожалел, что они съели те печеньица, которыми их
угостили, а не забрали с собой. «Она такая худая, наверное, давно не видела
сладостей, — подумал Сэм. — Я-то что: просто полз себе на брюхе по
Северной Африке и по Италии, а потом на четвереньках пробирался по Франции. А
вот она пережила немецкую оккупацию. И, наверное, женщине это несравненно
тяжелее».
Ему вдруг захотелось оградить ее от всего случившегося с ней
в прошлом и защитить от еще возможных неприятных происшествий, поскольку Париж
был наводнен опьяненными победой солдатами союзнических армий.
Она вышла из магазина с кошелкой, из которой торчал длинный
батон хлеба, и с нескрываемым раздражением взглянула на поджидавших ее
американцев. Сверкая глазами, она что-то сказала Сэму, но тот ничего не понял и
попросил Артура перевести:
— Что она сказала?
Ее слова не отличались любезностью, но Сэма это не смутило —
главное, что она заговорила с ними. Артур, глядя на Сэма, не узнавал своего
приятеля, весьма скромного до сих пор. В Италии Сэм вел себя прилично: дальше
объятий, невинных поцелуев, нескольких щипков дело не шло. Но сейчас, судя по
всему, Сэм совершенно потерял голову.
— Она говорит, что если мы сейчас же не отстанем, то
она пожалуется нашему командиру и потребует, чтобы нас арестовали. И, по-моему,
Уокер, мадемуазель не шутит.
— Скажи ей, что ты генерал, — ухмыльнулся Сэм. К
нему, похоже, возвращались обычная самоуверенность и чувство юмора. — Бог
ты мой… ну скажи ей, что я в нее влюблен.
