Он сказал секретарше, где в случае чего его искать, и поехал
на такси домой собирать вещи. Это заняло десять минут, в час дня Джон уже был
на пути в Ла Гуардия; билет купил прямо перед вылетом, в три десять прибыл в
Бостон, где в аэропорту взял напрокат машину. До Чарлстауна оттуда тридцать
минут езды.
Джон еще раз проверил указанный в досье адрес, чтобы не
ошибиться. Въехав на улицы Чарлстауна, он внутренне сжался. Этот район был и
сейчас таким же безобразным, как сорок лет назад. В других местах в последние
годы проводились ремонтные и реставрационные работы, но здешних домов это не
коснулось. Улица, на которой когда-то жила Хилари, стала еще хуже. По ее
сторонам стояли грязные, облупленные развалюхи, многие из которых были забиты
досками и, судя по табличкам на фасадах, предназначались городскими властями к
сносу.
Джон почти физически чувствовал присутствие крыс, готовых с
наступлением темноты выйти из своих укрытий. Место было жутким, а дом,
указанный в адресе, одним из худших. Джон некоторое время постоял на тротуаре,
оглядывая его: сорняки во дворе достигали роста человека, входная дверь едва
держалась на петлях, воздух был пропитан тяжелым запахом гниющих отбросов.
Преодолев брезгливость, он поднялся по ступеням крыльца, две
из которых были сломаны, и громко постучал. Звонок болтался на проводе и явно
не работал. Хотя внутри раздавались голоса, долго никто не открывал.
Наконец на пороге появилась беззубая старая женщина. Она
удивленно вытаращила на Джона глаза, а потом спросила, что ему нужно.
— Я ищу Эйлен и Джека Джоунсов. Они когда-то здесь
жили. Вы их знаете?
Джон говорил громко на случай, если старуха плохо слышит. Но
она, похоже, не столько плохо слышала, сколько плохо соображала.
— Никогда о таких не слышала. А вы бы спросили у Чарли,
напротив. Он здесь живет с войны. Может, он их знал?
— Спасибо… — Джону было достаточно одного взгляда,
чтобы понять, какой ужасный этот дом. Он лишь надеялся, что, когда здесь жила
Хилари с сестрами, обстановка была немного приятнее, хотя, судя по состоянию улицы,
поверить в это было трудно. — Большое спасибо.
Джон вежливо улыбнулся" женщина же захлопнула у него
перед носом дверь не потому, что разозлилась, а просто потому, что не умела ее
закрывать иначе, Осмотревшись по сторонам, он подумал, что надо бы поговорить с
другими местными жителями, и первым делом направился в указанный дом напротив,
не зная, застанет ли там кого-нибудь в такое время в пятницу.
На веранде сидел пожилой человек, вероятно, тот самый Чарли.
Он покачивался в кресле-качалке, покуривая трубку, и беседовал с лохматым псом,
лежавшим рядом.
— Привет!
Вид у него был дружелюбный, он улыбнулся Джону,
поднимавшемуся по ступенькам.
— Здравствуйте. Вы Чарли?
Джон приветливо улыбнулся. Он очень хорошо умел располагать
к себе людей, особенно раньше, когда работал детективом. Теперь он в основном
руководил сыскной работой из-за своего письменного стола на Пятьдесят седьмой
улице и очень радовался, когда мог чувствовать себя опять в деле.
Однажды он пытался объяснить Саше, до какой степени любит
это, но Саша понять его не могла. Для нее существовали только танец, спектакли
и репетиции. Все остальное не имело значения. Порой Джон задавался вопросом:
придает ли она значение отношениям с ним?
— Да, я Чарли, — ответил старичок. — А кто
вы?
Джон протянул руку:
— Меня зовут Джон Чепмен. Я ищу людей, которые прежде
жили в том доме… — Он показал на противоположную сторону улицы. — Эйлен и
Джека Джоунс. Вы их, сэр, случайно не помните?
Джон с людьми всегда был вежлив, приветлив, непринужден — в
общем, представлял из себя приятного собеседника.
— Конечно, помню. Я Джеку с работой однажды помог, но
он там долго не продержался. Пил, сукин сын, и она тоже. Слышал, ее это в конце
концов доконало.
Джон кивнул, будто уже знал все, о чем говорил сосед
Джоунсов. Это была одна из тонкостей сыскного дела.
— Я работал на верфи. Чертовски хорошая работа,
особенно во время войны. У меня был «белый билет», потому что я в детстве болел
ревматизмом. Ну и всю войну провел здесь, с женой и детьми. Сейчас, может, это
звучит и непатриотично, но считаю, что мне повезло.
— У вас тогда были дети?
Джон с интересом посмотрел на него.
— Они уже все взрослые… — В глазах Чарли появилась
грусть. Он раскачивался в кресле, покусывая трубку. — А жена моя умерла.
Летом четырнадцать лет будет. Хорошая была женщина.
Джон снова кивнул, позволив старику этот экскурс.
— ..Сыновья иногда меня навещают, когда у них есть
время. Дочь живет в Чикаго. Я в прошлом году на Рождество у нее был, холодина
там жуткая. У нее шестеро детей, муж — проповедник.
История была интересная. Джон слушал ее, поглаживая собаку.
— А вы не помните трех маленьких девочек, которые жили
у Джоунсов приблизительно тридцать лет назад, точнее, летом пятьдесят восьмого?
Три девчушки. Старшей тогда было лет девять, средней лет пять, а младшей где-то
годик.
— Нет… чего-то не помню… У Джека и Эйлен ведь не было
детей. Может, это и к лучшему. Люди-то они были скверные. Скандалили, дрались.
Я однажды чуть легавых к ним не вызвал. Подумал, что он убьет ее.
«Хорошенькая парочка, — усмехнулся Джон. — Таким
только доверять воспитание троих детей».
— Это были дети ее брата. Они приезжали сюда только на
лето, но одна из девочек здесь осталась…
Джон умолк, надеясь пробудить у Чарли воспоминания. Тот
вдруг нахмурил брови, ткнул в Джона трубкой и разразился целым потоком
информации:
— Вот теперь, когда вы сказали, я вспомнил… там
приключилась какая-то страшная история… Он убил свою жену, и маленькие девочки
остались сиротами. Я их видел раз или два, но помню, что Рут, моя жена,
рассказывала мне, какие они славные и что Эйлен ужасно с ними обращалась. Это
было преступлением — оставлять у нее детей. Она их чуть голодом не заморила, по
словам жены. Рут пару раз носила им кое-что на ужин, но все наверняка съедали
Джек и Эйлен, а детям ничего не давали. Я вообще-то не знаю, что с ними потом
случилось. Они вскоре уехали. Эйлен заболела, и они перебрались куда-то: в
Аризону, что ли… или в Калифорнию… в теплые места… Но она и так умерла.
По-моему, так ее пьянство загубило. А куда делись девочки, не знаю. Должно
быть, остались с Джеком.
— Да, но только одна из них, старшая. Две другие уехали
в то же лето.
— Рут бы вам рассказала. А у меня с памятью плохо.
Он откинулся в кресле, словно вспоминал не только Джека и
Эйлен… Все это было так давно, тогда была еще жива его жена… Возвращаться
мыслями в такое далекое прошлое было и горько, и в то же время приятно. Он
качался в своем кресле и, казалось, забыл о Джоне.
