Собственно, Джон получил то, за чем пришел. Правда, главного
узнать не удалось, но добавился важный фрагмент к общей картине, который
объяснял, почему Артур испытывает такое чувство вины. Он, вероятно, знал, как
здесь ужасно, но все равно вынужден был привезти сюда девочек, а потом и
оставить Хилари у Джоунсов, то есть сознательно отдать ее на их произвол.
Джон с содроганием представил, что пережила старшая из
сестер в доме напротив, живя у людей, описанных Чарли.
— Как вы думаете, здесь кто-нибудь еще их
помнит? — спросил Джон, но Чарли покачал головой, все еще погруженный в
воспоминания, и, подняв глаза, ответил:
— Нет, я здесь единственный старожил. Другие живут
всего лет десять-пятнадцать, а большинство и того меньше. Поживут год-два и
уезжают… — Причина этого была , понятна. — Мой старший сын хочет, чтобы я
переехал к нему, но мне и тут хорошо… Столько лет здесь с женой прожили… И умру
я когда-нибудь здесь… — сказал он философски. — Никуда не поеду.
— Спасибо вам. Вы мне очень помогли. Джон улыбнулся
старичку, а тот впервые посмотрел на него с любопытством:
— Почему вы разыскиваете Эйлен и Джека? Им что, кто-то
оставил наследство?
Это казалось не правдоподобным даже самому Чарли, однако
мысль все равно была интригующей.
Джон покачал головой:
— Нет. Я вообще-то разыскиваю трех девочек. Друг их
родителей хочет их найти.
— Столько времени прошло. Трудно теперь искать. Джон
лучше других знал, что это правда.
— Да. Именно поэтому вы мне очень помогли. Приходится
составлять картину из маленьких кусочков, обрывков воспоминаний, но порой
везет, как мне с вами. Спасибо вам, Чарли.
Джон пожал руку своему собеседнику, а тот помахал ему
трубкой на прощание.
— Вам хоть хорошо платят за такую работу? Это же все
равно что искать иголку в стоге сена.
— Бывает, что так и есть.
Оставив первый вопрос без ответа, Джон помахал старичку,
спустился с веранды и направился к машине. Удручала даже сама езда по этой
улице, он словно чувствовал на себе глаза Хилари, будто перевоплотился в Артура
и оставлял ее здесь. Джон не переставал удивляться, как его клиент мог так
поступить.
Меньше чем через час он подрулил к дому родителей. Его
старший брат уже был там. Он и отец сидели на террасе и попивали джин с
тоником.
— Привет, пап. Ты великолепно выглядишь. Ему
действительно можно было скорее дать шестьдесят, чем без малого восемьдесят: у
него был сильный голос, достаточно густая шевелюра, бодрый вид. Джон подошел к
отцу и обнял его за плечи.
— Ну, как поживаешь, мой черный барашек? Они всегда
подтрунивали над Джоном, но и гордились им, его успехами. Единственное, о чем
родители сожалели, было то, что он развелся с Элоизой. Они всегда надеялись,
что брак среднего сына будет более прочным и у него появятся дети.
— С проблемами справляешься?
— Стараюсь. Привет, Чарлз.
Братья с улыбкой пожали друг другу руки. Между ними всегда
была некоторая дистанция, но Джон все равно любил старшего брата.
Сорокашестилетний Чарлз был совладельцем крупной юридической фирмы в Нью-Йорке.
Он специализировался в области международного права, имел красивую жену,
работавшую президентом Юношеской лиги, и троих замечательных детей. В соответствии
с критериями, принятыми в их семье, Чарлз добился наибольших успехов, но Джон
всегда чувствовал, что в его жизни чего-то не хватает: может быть, вдохновения
или просто фантазии.
В этот момент из дома вышла вместе с Лесли, женой Чарлза,
сама миссис Чепмен.
— Прибыл, блудный сын! — воскликнула она своим
хрипловатым голосом и обняла Джона.
Виновница семейного торжества была все еще привлекательной
женщиной и выглядела очень элегантно в простом льняном платье, с волосами,
собранными в узел, с ниткой жемчуга на шее — свадебным подарком мужа. Пальцы ее
украшали кольца, хранившиеся в семье на протяжении пяти поколений.
— Выглядишь ты неплохо! А чем сейчас занимаешься?
— Недавно начал новое расследование, мама. Даже по пути
к вам кое-что выяснил.
Миссис Чепмен была довольна. Сыновья доставляли ей радость.
Все они были умными, интересными, хотя и непохожими друг на друга. Она всех их
любила, но втайне чуть-чуть выделяла Джона.
— Я слышала, что ты стал настоящим балетоманом? —
холодно спросила Лесли, внимательно глядя на Джона и потягивая коктейль.
В ней было какое-то ехидство, очень коробившее Джона; другие
же, к его удивлению, этой черты вроде бы не замечали. Лесли принадлежала к тем
женщинам, у которых было все; ей следовало радоваться своему богатству, двум
любящим дочерям, очаровательному сыну, красивому, преуспевающему мужу, однако
она завидовала всему и всем, особенно Джону. Ей всегда казалось, что Чарлз не
столь удачлив, и это ее раздражало.
— Я и не знала, что ты интересуешься танцем.
— Чего в жизни не бывает, — уклончиво ответил
Джон, удивленный, что невестка знает про Сашу, но затем у него мелькнула
догадка, что Лесли, возможно, встречалась с любовником в «Русской чайной» и
могла видеть там их с Сашей.
Вскоре приехал Филип со своим семейством, загорелый после
проведенного в Европе отпуска. У него было двое детей: сын и дочь. Жена его —
светловолосая, голубоглазая, веснушчатая — ничуть не изменилась со времен их
студенческой свадьбы. Теперь им было по тридцать восемь, они жили в
Коннектикуте и оба страстно увлекались теннисом.
Получалось, что среди троих братьев лишь Джон выбивался из
общепринятой схемы и не оправдывал ожиданий родственников. Он подумал, что
поступил правильно, не взяв с собой Сашу, — это бы только все осложнило.
С Элоизой и то возникали проблемы. Когда она хотела
общаться, то делала это великолепно. Но если не имела такого желания —
привозила с собой пишущую машинку и всю первую половину дня работала, отчего
Лесли бесилась, а мать Джона расстраивалась. Характер Элоизы явно нельзя было
считать легким, но Саша, со своими трико, облегающими джинсами, приступами
раздражительности и сумасбродными выходками, повергла бы его родственников в
полный шок. Мысли о ней вызывали у Джона, сидевшего и глядевшего на океан,
улыбку.
— Ну, какие новости? — хлопнул его по плечу Филип.
Джон стал расспрашивать брата о поездке в Европу. Все они были замечательные
люди, и Джон их любил, но смертельно скучал в их компании. Поэтому в
воскресенье пополудни он с большим облегчением направился обратно в аэропорт.
Джон чувствовал себя неловко за такое отношение к родне, но их жизнь была
чересчур устоявшейся, правильной. В конце уик-энда он всегда ощущал свою
чужеродность.
«Ничего, — подумал он. — Зато мама осталась
довольна». Каждый из сыновей преподнес ей в подарок что-то ценное. Джон подарил
красивую старинную бриллиантовую брошь и подходящий по стилю браслет, Чарлз —
акции, странный подарок, по мнению Джона, но мать была довольна, а Филип купил
то, о чем она давно мечтала, — рояль, который в понедельник должны были
привезти в их городской дом. Идея была в стиле Филипа, Джону она очень
понравилась, он жалел, что сам до такого не додумался. Впрочем, брошь и
браслет, похоже, пришлись матери по душе.
