— De la pan de qui, monsieu? — раздался вопрос.
Джон назвал себя, но не смог перевести фразу «она меня не
знает».
Через мгновение Маргарет подошла к телефону.
— Месье Шапот? — спросила она по-французски с
заметным американским акцентом, не скрывая удивления.
— Простите… — Джон улыбнулся. Ему понравился ее
голос. — Меня зовут Джон Чепмен. Я из Нью-Йорка.
— Господи боже! Андре совершенно не воспринимает
американских фамилий. А я вас знаю?
Она говорила очень непосредственно, в ее голосе, казалось,
звучал сдержанный смех.
— Нет, мадам. Я здесь по делу и хотел бы поговорить с
вами, как только вы сочтете это для себя возможным. Джон не хотел излагать суть
дела по телефону.
— Вообще-то… — Похоже, она была несколько
растеряна. — Все мои дела ведет нью-йоркская фирма. — Маргарет
сказала ее название. — Кроме дел мужа, конечно. Речь идет о
капиталовложениях?
— Нет…
Пугать ее Джону не хотелось, но что-то сказать было
необходимо.
— Знаете ли, это вопрос более личного свойства. Он
касается расследования, которым я занимаюсь по просьбе компаньона вашего
покойного мужа.
— Пьера? Но у него не было никаких компаньонов.
— Извините. Я имел в виду мистера Горама.
— О, бедный Джордж… но это было так давно. Он умер в
пятьдесят восьмом, тридцать лет назад, мистер… э-э… Чепмен.
— Я понимаю, но меня интересует именно то далекое
время.
— Вы обнаружили какие-то нарушения? Маргарет, видимо,
была заинтригована и немного испугана.
— Нет-нет. Мы просто надеемся, что вы могли бы помочь
нам найти одну особу. Но я предпочел бы не вдаваться в подробности по телефону.
Если бы вы могли уделить мне несколько минут, я был бы вам крайне признателен…
— Ну хорошо… — сказала она нерешительно. Маргарет
жалела, что не может посоветоваться с Пьером или еще с кем-нибудь, стоит ли
встречаться с этим человеком. Что, если это шарлатан или преступник? Правда, по
голосу этого сказать было нельзя.
— Может, завтра, мистер Чепмен? Кстати, как называется
ваша фирма?
Джон улыбнулся. Она была права, что решила проверить, кто он
такой.
— «Чепмен и К°», Нью-Йорк, Пятьдесят седьмая улица.
Меня зовут Джон Чепмен. Во сколько вам удобно встретиться?
— Давайте в одиннадцать.
Ей хотелось поскорее отделаться от этой встречи. Чепмен
начинал ей действовать на нервы.
Но когда она навела справки у своих нью-йоркских адвокатов,
оказалось, что им известна названная фирма и даже лично знаком Джон Чепмен. За
его честность они поручились, однако не имели понятия, зачем он прибыл в Париж
и о чем намерен беседовать с ней.
На следующее утро Джон пришел точно в назначенное время.
Пожилой дворецкий с поклоном впустил его и проводил в кабинет графини,
обставленный изящной мебелью в стиле Людовика XV. С потолка кабинета свисала
небольшая люстра, она, казалось, состояла из миллиона хрустальных подвесок,
которые ловили проникавшие в окно солнечные лучи и отбрасывали их на стены
мириадами радужных бликов. Джон залюбовался этим зрелищем и видом на прелестный
сад и не услышал, как вошла хозяйка.
— Мистер Чепмен?
Она была высокой и элегантной, обладала крепким рукопожатием
и сильным голосом, смотрела приветливо и с теплотой. Желтый костюм от Шанель
подчеркивал стройность ее фигуры, в ушах поблескивали бриллиантовые серьги —
подарок покойного мужа. Любезным жестом она предложила Джону стул — несколько
больший, чем остальные, крайне миниатюрные, сама тоже села и улыбнулась:
— Боюсь, эта мебель не была рассчитана на людей наших
пропорций. Я редко пользуюсь этой комнатой. Ее проектировали как «дамский
кабинет», но мне все равно никогда не было понятно ее предназначение. Моя шестилетняя
внучка — это единственный человек из тех, кого я знаю, кто чувствует себя здесь
удобно. Вы уж простите.
— Ну что вы, графиня. Здесь очень мило. Странным
казалось так обращаться к ней, такой улыбчивой и непосредственной, но Джон
подумал, что официальное обращение может ей прийтись по душе, а ему Маргарет
нужна была в качестве союзника.
— Знаете, я прибыл сюда по довольно деликатному делу,
которым занимаюсь по поручению Артура Паттерсона.
Он ожидал, что эта фамилия произведет на нее впечатление, но
Маргарет, похоже, она ни о чем не говорила.
— Он был компаньоном мистера Горама много лет тому
назад и помог вам удочерить Александру Уокер.
Джон следил за ее глазами. Маргарет вдруг изменилась в лице.
Она, побледнев, молча ждала, что гость скажет дальше. Теперь было ясно, что она
вспомнила Артура.
— Он теперь тяжело болен и по каким-то соображениям, я
думаю, личного плана, горячо желает разыскать сестер Уокер. Их родители были
его близкими друзьями, и он хочет убедиться, что у сестер все обстоит благополучно,
прежде чем…
Пока Джон подбирал подходящее слово, Маргарет перебила его:
— А не поздновато ли, мистер Чепмен? Они ведь уже не
дети.
— Согласен. Он, похоже, это долго откладывал, а теперь
хочет получить подтверждение их благополучия.
— За чей счет?
— Простите, не понял.
Маргарет была разгневана. Она встала и принялась расхаживать
по кабинету, то и дело попадая в потоки радужного света.
— За чей счет он хочет получить это подтверждение? Этим
молодым женщинам дела нет до Артура Паттерсона. Даже если они его прежде знали,
то сейчас наверняка не помнят. Они тогда были совсем маленькие.
По выражению ее глаз Джону было ясно, что она готова сделать
все, чтобы не допустить его контакта с дочерью.
— Что это вообще такое?! Они все взрослые. Не знают
сто. Да и друг друга не знают.
Джон вздохнул. Ей нельзя было отказать в правоте. Но он
работал на Артура, — Отчасти поэтому я их и разыскиваю… — сказал он мягко,
стремясь успокоить Маргарет и снискать ее доверие. — Мистер Паттерсон
хочет организовать встречу сестер.
— О господи!
Маргарет снова тяжело опустилась на один из маленьких
стульев в стиле Людовика XV и категорично произнесла:
— Я не позволю. Зачем подвергать их такой пытке?
Моей дочери тридцать пять лет, сколько двум другим — не
знаю. Но почему они должны вдруг открывать для себя существование сестер? Вы
считаете, что это правильно? Я уже не говорю о болезненности такого открытия.
Вам, мистер Чепмен, известны обстоятельства смерти их родителей?
Джон кивнул. Она продолжала:
— Мне тоже. Но моей дочери — нет. И знать ей этого не
нужно. Мы с Джорджем ее очень сильно любили, как родную, и граф тоже принял ее
как собственную дочь. Она выросла как наш собственный ребенок, со всеми
вытекающими из этого преимуществами. Сейчас у нее своя счастливая жизнь: семья,
муж, дети. Ей не нужна эта сердечная боль.
