Она хотела сказать, что не увлекается тем видом спорта, что
он, но решила не открывать ящик Пандоры и не создавать еще больших проблем.
Вместо этого ласково коснулась его руки:
— Анри, пожалуйста…
Однако супруг не проявил желания смягчиться.
— Ты меня сегодня опозорила!
— Прости. У меня ужасно болела голова.
Анри больше не проронил ни слова.
Когда они приехали в свой особняк на авеню Фош, он вежливо
открыл Александре входную дверь, а потом ушел к себе в комнаты и там заперся.
Глава 22
На следующее утро, как только Анри уехал на работу,
Александра позвонила в отель «Бристоль».
Когда она представлялась Джону Чепмену, рука с трубкой у нее
дрожала, а голос срывался. Александра ужасно волновалась и не в силах была
справиться с собой.
«Если бы Анри знал, что я делаю или что мне рассказала
мама, — думала она, — он бы, наверное, подал на развод».
— Вы говорили с вашей матерью? У Чепмена был спокойный,
располагающий к себе голос, беседовать с ним оказалось легко.
— Да, вчера… Я… Я ничего не помнила…
Но Чепмен, похоже, не осуждал ее за это.
— Может, так для вас было легче — обо всем
забыть?.. — Он сделал небольшую паузу и мягко спросил:
— Мы не могли бы сегодня встретиться?.. Э-э… Извините,
я не знаю вашей фамилии по мужу, мне известна только фамилия вашей матери.
Тон у него был очень деликатный. Чепмен производил
впечатление хорошо воспитанного и образованного человека. Сначала Александра
опасалась, что это будет один из тех наглых сыщиков, которых показывают во
второсортных детективных фильмах, и это тоже усиливало ее нервозность.
— Де Мориньи. Александра де Мориньи.
Она не стала называть титула. Это казалось неважным.
— Спасибо. Я надеялся, что мы с вами встретимся. Может,
прямо сейчас, в первой половине дня? Я хотел бы показать материалы, которыми
располагаю. Возможно, вы пожелаете что-то дополнить или… во всяком случае, вы
имеете право знать все, чем я располагаю.
— Большое спасибо. Мы могли бы встретиться у вас в
гостинице…
Александра взглянула на настольные часы и быстро прикинула:
надо искупаться, одеться, дать указания прислуге. К ужину Анри ждет гостей.
— В одиннадцать. Вам это подойдет?
— Конечно…
«Если повезет, — подумал Джон, — я успею на ночной
рейс в Нью-Йорк».
Его ждало много работы. Он не намерен был бесконечно
прохлаждаться в Париже.
— Я встречу вас в вестибюле. Мой рост шесть футов два дюйма,
волосы светлые, с косым пробором. На мне будут твидовый пиджак, голубая рубашка
и серые брюки.
Александра улыбнулась. Такое описание больше соответствовало
внешности студента, чем частного детектива.
Тут она спохватилась, что Чепмен не знает, как она выглядит.
— У меня тоже светлые волосы. Рост — метр шестьдесят… —
И рассмеялась:
— Извините. Я всегда забываю, сколько это в английских
единицах. Кажется, пять футов пять дюймов. Я буду в сером костюме.
Александра имела в виду серый шелковый костюм, который она
обычно надевала с розовой шелковой блузкой и розовым шарфом от Гермеса. Уши
украсили изысканные клипсы фирмы «Булгари».
Смущенная и взволнованная, она вошла в вестибюль «Бристоля».
Ей казалось, что сердцебиение заглушает стук каблучков по мраморному полу.
Оглядев вестибюль и не заметив соответствующего описанию мужчины, она хотела
уже подойти к администратору, чтобы дать объявление по громкоговорителю, как
вдруг увидела его, спокойно сидящего в кресле с газетой «Геральд трибюн» в
руке.
Джон Чепмен встал и направился к Александре с улыбкой, от
которой у нее потеплело на сердце. У него было открытое лицо и добрые глаза,
его внешность сразу же располагала к себе.
Александра чинно пожала ему руку, стараясь не смотреть на
кейс, который Джон держал в другой руке, — она знала, что там кроются
тайны ее прошлого и прошлого ее сестер.
— Простите за опоздание… — Александра говорила едва
слышно, и Джон легко догадался, что она очень взволнована. — Я вела машину
сама и никак не могла найти, куда припарковаться. В конце концов я просто
оставила ее на попечение швейцара.
Джон кивнул, и они сели на два стоявших в углу кресла,
обитых красным бархатом.
— Что вы желаете? Спиртное, кофе?
Но Александра покачала головой — ее снедало нетерпение, и
она сейчас не могла думать ни о чем другом, кроме как о содержимом его
портфеля.
— Спасибо, ничего не надо.
Джон достал из кейса папку, ставшую гораздо толще, чем
вначале. Теперь в ней были сведения о жизни Хилари, а скоро будут и материалы
об Александре.
— Вы близки к тому, чтобы найти моих сестер? Она
заглянула ему в глаза.
— Надеюсь, да. След Хилари затерялся в Нью-Йорке
примерно двадцать лет назад, после того, как она посетила Артура Паттерсона.
Она была в ярости, когда узнала, что ему неизвестно, где находитесь вы и ваша
младшая сестра. Полагаю, что Хилари пыталась сама вас найти, но, очевидно, не
смогла. Во всяком случае, она возложила на Паттерсона ответственность за распад
вашей семьи и, вероятно, ненавидит его. Что, впрочем, неудивительно, учитывая
обстоятельства ее жизни в детстве и юности. Я еще не знаю, что произошло с
Меган, но, во всяком случае, в сравнении с вами Хилари постигла незавидная
участь.
Он рассказал ей то, что знал. Александра слушала его со
слезами на глазах, думая, что для любого человека такие испытания были бы
тяжелы. Она пробовала представить своих собственных девочек в подобной ситуации
и содрогалась от одной лишь мысли об этом. Неудивительно, что Хилари прониклась
горечью. Она — отвергнутая, беззащитная, всеми забытая — имела на это полное
право.
— По моим данным, вернувшись в Нью-Йорк, Хилари
навестила Паттерсона, и больше ничего о ней не известно. Но по моему поручению
на этой неделе проводятся интенсивные поиски, и, думаю, когда вернусь, о Хилари
будет свежая информация. Один раз я уже решил, что нашел ее, но это оказалось
ошибкой… — Джон подразумевал женщину из Си-би-эй. — В следующий раз она не
повторится.
— Боже мой, какая жуткая жизнь выпала на ее долю!
Александра вытерла слезы и постаралась взять себя в руки. Джон дал ей папку,
чтобы она сама посмотрела все материалы. Читать такое было невыносимо. Она
наконец с горестным выражением подняла на него глаза:
— Как Хилари сумела все это выдержать?.. — Подумав
о своей жизни в сравнении с жизнью сестры, Александра ощутила острое чувство
вины. — Почему так случилось?
