Это была ее последняя мысль перед тем, как Тарик окунул ее в горячий океан своей страсти.
А потом... Тарик думал, что Джасмин заснула, но она внезапно заговорила:
— Я... Я должна тебе сказать кое-что.
Он убрал волосы с ее лба.
— Я слушаю.
Джасмин, не отрываясь, рассматривала покрывало, ее пальцы рассеянно мяли кружевную тесьму.
— Когда мы в первый раз встретились... Я так боялась тебя потерять... И поэтому не говорила тебе.
— Что же?
— Только пообещай мне сначала одну вещь, — попросила она.
В ее голосе звенела такая открытость и уязвимость, что Тарику пришлось ответить как можно мягче:
— Мина, чего бы ты от меня хотела?
— Не возненавидь меня.
Ненавидеть ее?
— Как твой муж, даю тебе слово чести.
Захваченный волной нежности к ней, Тарик притянул ее ближе. Он не хотел видеть муку в ее глазах.
Лежащая на простыне изящная женская рука сжалась в кулак с такой силой, что кожа побелела и выступили сухожилия.
— Я незаконная.
Предисловий не было.
— Незаконная?
Джасмин задрожала в объятиях Тарика. Он натянул на нее и на себя покрывало, крепко обхватил ее. Он видел, как ей необходимы его объятия.
— Мои... родители — это на самом деле тетка и дядя. Мэри, моя настоящая мать, была несовершеннолетней, когда родила меня. — Джасмин сглотнула. — Я еще в детстве узнала, что мои родители удочерили меня только потому, что получили часть наследства Мэри. Они ни... никогда меня не любили. Для них я была... дурная кровь.
Слова лились подобно вышедшему из берегов кровавому потоку. Маленький кулак разжался и сжался снова.
Тарик накрыл ее руку своей. Боль ее он чувствовал почти физически. Ему никогда не нравились родители Джасмин, но в эту минуту он был готов искалечить их. Как посмели они унижать его жену, его драгоценную Джасмин?
— Ты думала, для меня это будет иметь значение?
Он был слегка уязвлен ее недоверием.
— Ты шейх. Тебе надо было жениться на принцессе. По крайней мере на девушке, у которой есть королевская кровь. А я даже не знаю имени своего настоящего отца.
Она прерывисто дышала.
Это позор, признал про себя Тарик, но не ее позор, только не ее. Это позор человека, который дал свое семя для зачатия этой чудесной женщины и испарился. Это позор людей, потребовавших плату за полученный ими волшебный дар.
— Посмотри на меня.
Тарик повернул Джасмин к себе. Она подняла голову и заглянула ему в глаза. Она слаба, но готова с честью встретить все, что он ей скажет. И он ощутил, что гордится ее мужеством.
— У нас здесь варварские корни. Случается, что племенные вожди захватывают для себя женщин, которых выбирают сами. — Очень знакомым жестом он провел пальцем по ее губам. — Выбор мужчины пустыни — вот что важно. И я выбрал в жены тебя.
— Ты не сердишься за то, что я рассказала тебе?
Ее голубые глаза влажно блестели.
— Ну конечно, жена, я на тебя не сержусь. Жаль, что ты не рассказала мне раньше, но я не настолько варвар, чтобы не понять твоего смущения.
Тарик снова поцеловал ее, понимая, что ее нужно поддержать и физически. Ее тело показалось его ладоням невероятно хрупким; ей нужна особая забота.
Когда Джасмин немного расслабилась, Тарик спросил:
— Почему ты мне еще тогда не рассказала?
Тогда... Тогда, когда он так обожал свою маленькую рыжую девочку.
Джасмин закусила губу и глубоко вздохнула.
— Я... хотела... Я не рассчитывала, что Мэри меня примет. Но я думала, что, когда подрасту, она захочет иногда общаться со мной. Я написала ей... — Она сглотнула. — В ответном письме она велела мне больше не писать ей. Я была ее... неосторожностью. — Джасмин едва справилась со слезами. — А ты... Я не хотела быть изгоем. — Глаза у нее опять наполнились влагой, но его маленькая храбрая Мина не дала им воли. — Я хотела, чтобы меня уважали.
Вот оно, самое важное слово в ее отчаянной исповеди.
— Все страхи позади. Тебя уважают. Ты моя жена, Джасмин.
Его Мина, его нежная, чувствительная жена выросла в доме, где ее не растили по-настоящему, где над мягкостью ее издевались. У него голова кружилась от ярости из-за того, что эта чудесная женщина испытала в жизни так много горечи и одиночества. А сейчас она бросила свое сердце к его ногам и вложила ему в руки оружие, чтобы разбить его. Вот доказательство безграничного мужества и доверия, и он, Тарик, окружит ее такой заботой, какой она заслуживает.
Медленно, почти робко она обвила его талию своими тонкими руками.
— Это правда?
— Ты хочешь сказать, что шейх Зюльхейля может солгать тебе?
Тень улыбки задрожала в уголках ее губ. Тарику стало хорошо — ведь он помог ей улыбнуться. Это его Мина, и он станет заботиться о ней.
— Возможно. Если такова будет его воля. — Слезы немного отступили, и улыбка Джасмин стала шире.
— Наверное, ты права, — улыбнулся Тарик тоже. — Но в этом никогда во мне не сомневайся. Сейчас ты — та же королева. Никто не вправе считать тебя изгоем. — Да он убьет всякого — хоть мужчину, хоть женщину, — кто осмелится посмотреть на его Мину свысока. — Никто. Ты понимаешь меня, жена моя?
Наконец Джасмин кивнула, и ее улыбка засверкала. Тарик знал: только что рухнул крепчайший барьер, который мешал ему любить ее, любить всей душой и сердцем. Как может он нанести Мине такой же удар, какой ей нанесли ее родные, как может не дать ей той любви, которая ей нужна?
Закрыв дверь за последним посетителем, Джасмин направилась к кабинету Тарика. С тех пор, как она решила помогать Тарику в делах, ее самоуважение значительно возросло. Всю жизнь ей твердили, что она ни на что не годится, а вот жители Зюльхейля считают, что она прекрасно справляется с ролью жены правителя.
— Похоже, ты собой довольна.
— Тарик. — Джасмин упала в его объятия. Ее потребность в близости к нему росла день ото дня. — Я думала найти тебя в кабинете.
— Я на сегодня закончил. Благодаря тебе я куда легче справляюсь со своими обязанностями. — Тарик погладил Джасмин по щеке и приподнял ее подбородок. — Ты сверкаешь, как этот хрустальный дворец.
— Этого оттого, что я наконец нашла свое родное место.
Ее поразила правда, содержавшаяся в этом объяснении.
— Я знаю, дом твоих родителей не был твоим родным местом. А были для того другие причины, кроме обстоятельств твоего рождения?
Джасмин не ожидала такого вопроса, но была рада рассказать Тарику о том, какой она была когда-то.
