Окровавленные осколки полетели по всему помещению, попадая на столы, в кушанья, в бокалы. В лица, в глаза. Веселье было в разгаре.
Предвечный спустился в душный каменный коридор, нестерпимо ярко освещенный несколькими фонарями, чей свет был направлен прямо в глаза входящим. Странные люди эти гвелли. Там, где надобность в освещении совершенно определенная, они предпочитают полагаться на свое никталопическое зрение; здесь же ядовито-оранжевые лучи просто сжигали сетчатку глаза. «Впрочем, кажется, эти лучи усиливают действие порошка кьяльрр, излюбленной отравы гвеллей», — припомнил Вейтарволд, щуря глаза. Из-за светового барьера вынырнул какой-то низенький тип и промямлил:
— Ты к старикану? Сверху сообщили. Пойдем, провожу. А то заблудишься. Или не к тем зайдешь, — многозначительно добавил он, подмигивая, хотя Предвечный на него и не смотрел. — Только он не в настроении. Хандрит, старый пердун. Он все время не в настроении. А сейчас — вообще. Он вчера последние бикеи прокутил. Верно, думает, у кого на жратву стрельнуть.
— Неважно, — сказал Вейтарволд.
Вскоре он оказался перед массивной дверью, на которой значился чей-то свежий кровавый плевок. Инфракрасный замок определенно испорчен, видны следы взлома. Под порогом валялось несколько обломанных передних зубов.
— Перед тобой вот к нему кто-то заходил, — словоохотливо пояснил низенький, — тоже не вовремя. — Дай два бикея! Я ж тебя проводил!
Вейтарволд машинально поднял рукав плаща, сверкнула золотая нить лейгумма… Конечно же в следующую секунду он смутно пожалел об этом. Крысиные глазки низкорослого проводника недобро сверкнули, и он тихонько попятился к стене, бормоча: «Ах, вот ты кто… Вот ты… Ну!» Он пятился так до самой лестницы, наткнулся на нее пятками и с размаху бухнулся задом на грязные каменные ступени. Он поднес ко рту ладони, сложенные лодочкой, и стал лихорадочно дышать на них, как будто ему было холодно. Потом вытер потной ладонью лоб и пробормотал:
— Так… Золотая нить… Аппарат марки «я знаю все». Ар-рант… непростая штучка… что же он так легко показал?.. Надо сказать ребятам!
Тем временем Вейтарволд уже вошел в дверь. Он открыл ее тычком ладони, и что-то хрустнуло. Конечно, он не придал этому значения.
…Хозяин словно ожидал его. Он торчал неподалеку от двери, уставясь на нее, а ллерд Вейтарволд без стеснения разглядывал его — точнее, ТО, что сделало со старым мудрым Халлиомом время.
Старый гвелль был длинным, костистым, с худой впалой грудью, которая то и дело показывалась под убогой мешковатой накидкой. Он мелко переступал на месте тощими кривыми ногами, на которых красовались чулки, натянутые до острых коленок. Он прогибался вперед и тряс кистью подогнутой к животу правой руки, перебитой много лет назад и усохшей.
И все это совершенно не сочеталось ни с его мощным, выпуклым черепом под гривой седых волос, ни с припухшими, красноватыми, но очень живыми глазами, ни с мальчишеской улыбкой. Ни с молодой и совершенно голой девушкой, которая расположилась на лежанке в углу, бесстыдно выгнувшись и поглаживая свою уже развившуюся грудь. У нее был тот особый оттенок кожи и те пропорции стройной фигуры, по которому Вейтарволд безошибочно вычислил ее происхождение.
— Что, старый греховодник, — невозмутимо произнес он, — ты уже перешел на уроженок славного Зиймалля, где любят выпить ничуть не хуже тебя, пивного бурдюка?
Халлиом склонил голову к плечу и поочередно закрыл сначала левый глаз, потом правый. Затем он посмотрел на Вейтар-волда странным косящим взглядом, не на Предвечного даже, а куда-то поверх его плеча. Но ллерд был совершенно уверен, что этот смехотворный тощий старик, пьяница и блудник, прекрасно видит его. Потом Халлиом обернулся и бросил девице:
— Прикройся, дура. Хотя нет. Ступай сюда. Видишь ее? — повернулся он к Предвечному.
— Разумеется, вижу, — размеренно ответил Вейтарволд, все так же подпирая головой притолоку.
— Она — моя. Улыбнись, милая, покажи зубки!.. А на что она мне? Я стар, я позвал ее сюда только для того, чтобы насладиться ее видом, потому что, увы, больше ни на что не гожусь. Я слишком долго прожил в постыдной праздности и увеселениях. Я пил вино, а вино и разврат пили меня.
— К чему это ты все говоришь, старик?
— Не перебивай! — сверкнул глазами Халлиом и топнул ногой так, что под ней треснула деревянная половица. — Не перебивай, пока я говорю! Иди сюда, девушка. Иди же.
Та, нисколько не смущаясь, соскользнула с кровати и приблизилась к Вейтарволду. Его ноздри поймали исходящий от нее аромат теплого, чистого тела и чего-то еще неуловимо нежного, эфемерного. Девушка даже приняла ванну, чтобы прийти к никчемному, рассохшемуся, как вот эта треснувшая половица, старикану… Значит, не так плохи его дела, как живописал тот коротышка.
— Видишь ли, у нее, кроме меня, долго никого не было, — продолжал старик с лукавой улыбкой. — Атеперьяне могу, так что рано или поздно найдется другой хозяин. Вот ты не хочешь ее?..
— Нет. Я по другому делу к тебе, Халлиом. Убери ее.
— Напрасно.,. Напрасно ты так. Я вижу, как она на тебя смотрит. Она согласна, чтобы ты стал ее хозяином хотя бы ненадолго. Она уже возбуждена, и я чувствую, как она увлажняется… как…
— Ну ты, старый приап! — рявкнул на него Вейтарволд. — Ты что, совсем выжил из ума?! Сатириаз на почве полового бессилия и пьянства? Девица твоя хороша, но я пришел не к ней, а к тебе! Я…
— Ладно, — отмахнулся гвелль. — Я поговорю с тобой. Иди, кукла, — сказал он девушке, а потом вдруг наклонился, лизнул ее с внутренней стороны бедра да еще ущипнул за налитую, в самом деле возбужденную, грудь. И по-мальчишески рассмеялся.
«А не тронулся ли он? — подумал Вейтарволд. — Только этого не хватало: был на Гвелльхаре ОДИН мудрец, и тот расхаживает по вертепу в непотребном виде и облизывает голых потаскушек, у которых мокро между ног».
Девица вышла. Вейтарволд, посапывая, смотрел в стену. Старый гвелль плотнее запахнул на груди свою накидку и сказал:
— Я тебя слушаю.
— Ты, конечно, не узнал меня… И немудрено. Я стал другим.
Халлиом вскинул на него свои красноватые глаза, и в них вспыхнули сухие искры. Гвелль запустил пальцы в свою белую шевелюру и произнес:
— Ты стал другим. Гм!.. Мои волосы стали седыми, иногда по утрам я встаю с постели, держась за стену, но моя память пока что при мне. Она не ушла со временем. Ты — Мнир, ар-рант-полукровка. А если точно, — он окинул посетителя взглядом с головы до ног, — ты БЫЛ им. Ты в самом деле стал другим.
— Да, ты прав, — с ноткой скрытого удивления ответил глава Совета Эмиссаров.
Старик вдруг поднялся со своего сиденья, обмерил шагами стену туда и сюда, что-то бормоча под нос, а потом вдруг стал пританцовывать, ставя перед собой то одну ногу, то другую. С его сухих губ сорвался смех:
— Да… ты. Ты! Ах, как давно я не забавлялся, ах, как давно никго не преподносил мне такой неожиданности! И те, те, внизу! Как бы они ползали сейчас, как жались бы по углам, как бы пересохли их глотки… и никакое пойло бы их не промочило!! Ну что… что тебе от меня нужно, Мнир-полукровка? Или называть тебя твоим нынешним именем? Зачем ты здесь… ллерд Вейтарволд?
