— Я так слышал, товарищи туристы… вы ходили в банк разменивать вашу замечательную валюту, ведь правда? Или просто обналичивать, так? Вот мне и хотелось бы увидеть деньги. Этo же очень просто, совсем недорого…
Я сорвал цепочку, удерживающую дверь, распахнул ее настежьтак резко, что длинное тело хозяина, перегнувшись вперед и сложившись едва ли не вдвое, ввалилось в комнату. Сьорд Барановский еле удержал равновесие. К тому времени я уже успел услышать замечательную местную поговорку «семь бед — один ответ» (достаточно сложно переводящуюся на аррантские языки, надо отметить). И говорил я в полном соответствии с этой поговоркой:
— Ну вот что, дорогой товар-ри…исчтч. Сьорд Барановскии!! Мы тут решили подзадержаться у вас, а потому примите-ка заказ на обед и ужин, а то что-то меня сегодняшняя утренняя каша не впечатлила, да. Мяса там, выпить сообразите… да вы лучше меня знаете, словом. Ладно, уважаемый, давайте, организуйте нам все это!
Он не успел ничего сказать, как я вытолкал его за дверь с решимостью приговоренного к смерти. Нет, решительно все против меня, и с того самого злополучного момента, когда я явился на похоронное торжество!.. Такими темпами можно легкодобраться от похорон до похорон — на этот раз собственных! Я мрачно потянул воздух носом, а тут еще этот несносный Эрккин, подойдя сбоку, спросил с непередаваемым ехидством: — А по какому поводу гулять будем, Рэм? У нас какой-то праздник? Лишние деньги появились?
Ямолча пошел к своей кровати (если это вонючее лежбище вообще можно так назвать) и лег лицом вниз, не ответив ни слова. Наверно, такое поведение показалось Эрккину не очень забавным, а выражение моего лица подвигло его на какие-то мысли, лишенные этого мерзкого и совсем уж неуместного ехидства. Он сказал:
— Ну ладно. Я тебя понимаю. У меня немного есть, конечно… Но этот хорек, как увидел твою карту, так ополоумел. Нам теперь счет накрутит по полной, и на него управу не найдешь. Жаловаться аррантским властям мы не можем. Сам знаешь, по какой причине. Да что ты стенаешь, Рэм? Тебя если найдут, так только руку отрубят. Правую. Изымут, так сказать. У тебя в нее лейгумм встроен, а на территориях Избавления нельзя пользоваться этими… э-э… продуктами аррантских технологий без лицензии, значит. А у нас никакой лицензии нет.
— Нельзя сказать, чтобы ты удачно выбрал время сообщить мне эти успокоительные сведения, — мрачно сказал я, не поднимая головы. — И кто мне отрубит руку? Я — сын бывшего Генерального Эмиссара этой поганой планетки, пусть только попробуют!..
— Ну, еще лучше. Тогда установят, что ты — тот самый, что сошел с рейса «шалаша». А дальше… сам понимаешь, что будет. А старина Волд от планеты Керр спасать не будет, он у нас принципиальный. Да! — Изуродованная щека Гендаля Эрккина дернулась, и он стал ожесточенно растирать красную шею. — Кстати, я тебе тут отрубление руки напророчил… У здешних аррантов вообще строго с нарушением Закона о нераспространении технологий. Если ловят местного — уничтожают на месте. К гвеллям это тоже относится. Ко всем НЕаррантам это относится.
— Ты откуда знаешь?
— А я уже интересовался, — хмыкнул Гендаль Эрккин, — у меня ведь с собой ММР. Так что мы просто так не сдадимся, если что…
Я сорвался с кровати и все-таки психанул:
— Ой, да ну тебя! Что ты каркаешь, как какой-нибудь сивобородый гвелльский прорицатель — у вас их, говорят, много было! Наколдуешь, пень ты неотесанный, и… я вот…
Не успел я договорить, в дверь снова постучали — принесли заказ. Точнее, привезли на тележке-столике. Столик был уставлен закусками местной кухни, преобладали мясные блюда, а внутри тележки стояла целая батарея запечатанных бутылок. Привез лично товарищ Барановский. Ба-а-алыиая честь, верно, по местным представлениям!.. Уходя, он не забыл уколоть меня ремаркой о том, что стоимость привезенного тридцать два инфоцикла. или, по льготному курсу, — около полутора тысяч рублей.
После того как этот тип ретировался, Гендаль Эрккин протянул без особого энтузиазма:
— Ну что же, пируем? Честно говоря, после Керра никак не могу наесться. А зиймалльская кухня, говорят, очень даже… ничего. Мясо вот готовят хорошо. (Теперь Пес и не вспоминал о страшной трагедии в керрской шахте, которая на несколько лет привила ему отвращение к мясу в любом виде: наверно, новые впечатления вытеснили старые привычки.) Ну что ты на меня уставился? Наливать, что ли? Накладывать жратву? А то ведь сытое брюхо не всякое оружие пробьет, а, Рэм? — подмигнул он так, что меня передернуло от сведенных судорогой икр до кончиков встопорщенных, со сна стоявших дыбом волос. — Выпей вот для храбрости и чтобы не трясло. «Роса» — она, знаешь, хорошо успокаивает, эге. Только не переборщи смотри, а то у тебя это весело получается. Вот Волд не даст соврать, — сказал он с такой убежденностью, как будто мой (так панибратски помянутый) всемогущий папаша, выкинувший нас одним пинком на окраину Галактики, присутствовал здесь, в этой комнате.
Я последовал его совету, а потом откинулся на спину и уставился на трещину в потолке. Я отслеживал взглядом каждый ее изгиб. Как будто это могло подвинуть нас к решению нелепой бытовой проблемы… Бежать? Мы бежали со звездолета, так уж куда проще сбежать отсюда, из этой жалкой гостиницы и ее псевдо щедрого хозяина, который рад ободрать нас только потому, что у меня — аррантская внешность да еще карта-платежка с лимитом 3000 инфо. Конечно, если учесть тот факт, что у нас — ММР, бегство может удастся. Только пойдет ли на это Эрккин, способный нагромоздить гору трупов?.. И главное — пойду ли я сам, есть ли в таком поступке хоть какая-то целесообразность? Убежать из-за какого-то жалкого долга в полсотни инфо — это ли не глупо, не нелепо?..
Спустя некоторое время (уже изрядно нагрузившись терпкими зиймалльскими напитками), я заявил Эрккину: — Вот что. Надоело тут сидеть. Пойду прогуляюсь. Он даже не повернул головы: то ли не счел нужным меня отговаривать, то ли так был увлечен трапезой. Взяв со столика винную бутылку, я отхлебнул прямо из горлышка, сунул себе под одежду и вышел из номера.
Не успел я сделать и пяти шагов и свернуть за угол, как наткнулся на какого-то индивидуума, который полз на четвереньках по коридору. Сначала я подумал, что, возможно, это какой-то особый подвид зиймалльских аборигенов, передвигающийся исключительно на четырех конечностях. Неудивительно, если у них есть и такие. Но уже в следующее мгновение он встал на задние конечности, то есть ноги, распрямился, потом снова ссутулил плечи и стал смотреть на меня попеременно то правым, то левым глазом. И заговорил — дрянным таким, дребезжащим баритончиком:
— Я, конечно, понимаю, что потерял очки в этом проклятом коридоре и ни черта не вижу. Но все-таки мне упорно кажется, что у вас — устойчиво аррантоморфное строение черепа и черты лица, присущие уроженцам средних широт Арранти-до-дес-Лини. Взять хотя бы… — Он прострекотал несколько фраз, напичканных громоздкими медицинскими терминами, из которых я не понял ни одного. — Н-да… осталось только узнать, откуда могут всплыть аррантоморфные особи в заштатной земной гостинице? Глупости! Впрочем, у вас всегда имеется возможность сказать, что Олег Павлович Табачников сошел с ума и, потеряв очки, потерял и остатки разума. Табачников — это я. Впрочем, тут, в этой треклятой гостинице, сойти с ума настолько несложно, что я…
