Но Марк так и не позвонил, зато утром пришла телеграмма:
«Вылетаю в Афины. Для звонка время неподходящее. Все в порядке. У Пилар все
хорошо. Марк».
Кратко и исключительно по делу. Но почему он не позвонил?
«Для звонка время неподходящее», – еще раз перечитала Динна. Неподходящее
время...
Динна перечитала телеграмму несколько раз и в конце концов
выучила ее наизусть. Она все еще стояла с телеграммой в руках, когда зазвонил
телефон.
– Динна?
Бодрый голос Ким Хаутон вывел ее из задумчивости. Ким жила
всего в нескольких кварталах от Дюра, но ее жизнь разительно отличалась от
жизни Динны. Дважды разведенная, Ким была свободной, жизнерадостной и
отличалась независимым характером. Когда-то она вместе с Динной училась в школе
искусств, но в искусстве она никогда особенно не блистала и теперь работала в
рекламном бизнесе, где была главной творческой силой. Ну а для Динны Ким была
самой близкой подругой.
– Привет, Ким, что у тебя новенького?
– Не много. Я была в Лос-Анджелесе, умасливала одного
нового клиента. Понимаешь, этот гад только начал работать и уже просит
окончательный расчет, а заказ числится за мной. – Ким упомянула название
национальной сети отелей, для которой она проводила рекламную кампанию. –
Может, встретимся за ленчем?
– Не могу, я занята.
– Чем же, интересно? – скептически поинтересовалась
Ким.
Она всегда чувствовала, когда подруга говорила неправду.
– Я уже обещала принять участие в благотворительном
ленче. Мне нужно идти.
– Да брось ты. Направь свою благотворительность на
меня. Мне нужен твой совет, и вообще я в депрессии.
Динна рассмеялась. У Кимберли Хаутон никогда не бывало
депрессии. Даже разводы не ввергали ее в депрессию. Обычно она быстро приходила
в себя и перемещалась на более тучные пастбища. На это у нее уходило не больше
недели.
– Ну давай же, посиди со мной в кафе. Мне нужна
передышка, мне просто необходимо вырваться отсюда.
– Мне тоже, – сказала Динна.
Она оглядела бархатно-шелковое великолепие своей спальни,
пытаясь избавиться от ощущения подавленности. Забывшись на минуту, она
допустила слабину в голосе.
– Что это значит? – тут же спросила Ким.
– Это значит, что Марк в отъезде. Пилар уехала два дня
назад, а он только вчера.
– Боже, неужели ты этим не наслаждаешься? Тебе не часто
выпадает такая передышка, когда они оба уезжают. На твоем месте я бы бегала по
гостиной голышом и созвала бы в гости всех друзей.
– Пока я буду голышом или потом, когда оденусь? – со
смехом уточнила Динна, перебрасывая ноги через подлокотник кресла.
– Все равно когда. Послушай, раз так, ленч отменяется,
предлагаю пообедать вместе.
– Предложение принято. Тогда днем я смогу еще немного
поработать в студии.
– А.я думала, что ты собираешься на благотворительный
ленч. – Динна отчетливо представила усмешку Ким. – Я тебя подловила.
– Иди к черту.
– Спасибо. Значит, обедаем в семь в «Трейдер Вике».
– Встретимся прямо там.
– До скорого.
Вешая трубку, Динна улыбалась. «Спасибо Ким, умеет она
поднять настроение».
– Ты потрясающе выглядишь. Новое платье?
Увидев Динну, подходившую к столику, Кимберли поставила
стакан. Две женщины улыбнулись друг другу, обменявшись взглядом закадычных
подруг. Динна и в самом деле была хороша в белом кашемировом платье. В меру
облегающее, платье подчеркивало все достоинства фигуры и оттеняло ее темные
волосы и большие зеленые глаза.
– Ты тоже неплохо выглядишь.
У Ким была фигура того типа, который обычно нравится
мужчинам, – щедрая на округлости, полная обещания. Ее голубые глаза поражали
живостью, а улыбка ослепляла каждого, кто ее видел. Ким вот уже двадцать лет
носила одну и ту же прическу, коротко подстригая свои вьющиеся светлые волосы.
Она не обладала ошеломляющей элегантностью Динны, но умела одеваться, а ее
теплота была поистине неотразима. Ким всегда выглядела так, словно хотела
сразить наповал с десяток мужчин, и обычно ей это удавалось. Если не десятерых,
то одного-двух уж точно. В этот вечер на Ким были синий бархатный брючный
костюм и красная шелковая блузка, расстегнутая так низко, что в вырезе
проглядывали пышные груди, в ложбинке между которыми, соблазнительно
покачиваясь на тонкой золотой цепочке, сверкала бриллиантовая подвеска. Деталь,
приковывавшая взгляд, – как будто в этой уловке была необходимость.
Динна села за стол, заказала себе напиток и бросила норковое
манто на свободный стул. Ким даже не взглянула на мех, она выросла среди всего
этого, и ее не интересовали ни меха, ни деньги, для нее важнее всего были
независимость и возможность хорошо провести время. Она всегда старалась, чтобы
у нее было вдоволь и того, и другого.
– Ну, что новенького? Наслаждаешься свободой?
– Более или менее. Знаешь, это первый случай, когда мне
оказалось трудновато привыкнуть к свободе.
Динна вздохнула и сделала глоток из бокала.
– Ты меня удивляешь. Марк столько разъезжает, я думала,
ты уже давно к этому привыкла. Да и вообще, небольшая доза независимости пойдет
тебе на пользу.
– Наверное. Но его не будет целых три месяца. Мне
кажется, это целая вечность.
– Три месяца? – Голос Ким вдруг утратил искристую
живость, освежавшую, словно шампанское, в глазах возник вопрос. – Как это
вышло?
– У него крупное дело, из-за которого ему придется
часто ездить из Парижа в Афины и обратно. Летать в перерывах домой не имеет
смысла.
– А взять тебя с собой? Это тоже не имеет смысла?
– Очевидно, нет.
– Что это значит? Ты его спрашивала?
Ким допрашивала Динну прямо как заботливая мамаша. Динна
улыбнулась:
– Можно сказать, что спрашивала. Марк будет очень занят
делами, и если я поеду с ним, то кончится тем, что мне придется торчать с мадам
Дюра.
Ким была уже наслышана от подруги о тяжелом характере матери
Марка-Эдуарда.
– Паршивый вариант.
– Вот именно, хотя Марку я ответила немного в других
выражениях. Так что, voila, этим летом я осталась сама по себе.
– И всего через два дня возненавидела свое положение.
Верно я говорю? – Ким сама ответила на свой вопрос: – Верно. А почему бы тебе
не поехать куда-нибудь?
– Куда?
– Господи, Динна, да куда угодно. Я уверена, что Марк
не стал бы возражать.
– Может быть, и не стал бы, но мне не хочется
путешествовать в одиночку.
Динне никогда не приходилось путешествовать одной, сначала
она ездила с отцом, потом с Пилар и Марком.
