– Приятный мужчина, – заметила Ким, включая зажигание.
Мотор недовольно заворчал. – По-моему, работать с ним будет одно удовольствие.
А ты как думаешь?
Динна лишь молча кивнула. Погруженная в свои мысли, она
молчала до самого отеля.
– Не понимаю, почему ты не хочешь показать ему свои
работы?
Упрямство Динны всегда раздражало Ким. Из всех ее соучеников
по школе искусств только Динна обладала бесспорным талантом. И только она
зарыла свой талант в землю почти на двадцать лет. Все остальные пытались
чего-то добиться, но в конце концов потерпели неудачу.
– Я же тебе сказала, я не готова.
– Чушь! Если ты сама ему не позвонишь, я дам ему твой
телефон. Тебе давно пора что-то делать с горой шедевров, которые стоят в твоей
студии, повернутые лицом к стене. Так не должно быть. Честное слово, Динна, это
просто преступление. Господи, если вспомнить, какое барахло я сначала рисовала,
а потом из кожи вон лезла, чтобы продать...
– Это было не барахло.
Динна смотрела на подругу с искренней теплотой, но обе
знали, что картины Ким отнюдь не были шедеврами. Ким куда лучше, чем живопись,
удавались броские заголовки и планирование рекламных кампаний.
– И все-таки это было барахло, но сейчас меня это не
волнует. Мне нравится моя нынешняя работа. Но вот как быть с тобой?
– Мне тоже нравится то, чем я занимаюсь.
– Что же это, интересно? – Упрямство Динны начинало
раздражать Ким, и это стало заметно по ее тону. Всякий раз, когда они обсуждали
работу Динны, разговор кончался одинаково. – Что конкретно ты делаешь?
– Ты знаешь что. Рисую, забочусь о Марке и Пилар, веду
хозяйство. Я очень занята.
– Нуда, ты заботишься обо всех. А о себе ты подумала?
Тебе не приходило в голову, что, если бы ты увидела свои картины висящими в
галерее или еще где-то, кроме кабинета Марка, это пошло бы тебе на пользу?
– Мне не важно, где висят мои картины. – У Динны не
хватило духу признаться Ким, что они больше не висят даже в кабинете Марка.
Полгода назад Марк нанял нового декоратора, а тот объявил ее работы незрелыми и
депрессивными и распорядился их убрать. Марк принес картины домой – все,
включая небольшой портрет Пилар, который теперь висел у них в холле. – Для меня
важно писать картины, а не показывать их кому-то.
– Господи, да это же все равно, что играть на скрипке
без струн! Это не имеет смысла.
– Для меня имеет, – мягко, но решительно возразила
Динна.
Ким только головой покачала.
Они вышли из машины и пошли к отелю.
– Ты сумасшедшая, но я все равно тебя люблю. Динна
молча улыбнулась.
Оставшееся время в Кармеле пролетело быстро, даже слишком
быстро. Подруги прошлись по магазинам и снова пообедали в «Пайн инн». В
воскресенье днем Динна еще раз вышла прогуляться по пляжу. Теперь она знала,
где живет Бен, его дом проглядывал между деревьями. Бродя по пляжу, она
сознавала, что Уайет совсем близко. Но она прошла мимо. Бен ей больше не
встретился, но она была раздосадована уже тем, что вообще задумывалась,
встретит ли его на пляже. С какой стати ему там быть? Даже если бы они
встретились снова, что бы она ему сказала? Поблагодарила бы за то, что он не
рассказал Кимберли об их встрече? И что из этого? Какое это имеет значение?
Динна знала, что больше не увидит Бена.
Глава 5
Телефонный звонок застал Динну в студии. Она сидела на
некотором расстоянии от полотна и пыталась оценить результаты своей утренней
работы. Сегодня это был натюрморт: на фоне голубого неба, видного в открытое
окно, – ваза с тюльпанами, роняющими лепестки на столик красного дерева.
– Динна?
На мгновение Динна замерла от неожиданности.
– Бен? Как вы узнали мой телефон? – Динна
почувствовала, что ее щеки краснеют, и рассердилась на себя за такую реакцию. –
От Ким?
– Конечно. Она заявила, что, если я не выставлю ваши
картины, она откажется выполнять мой заказ.
Динна покраснела еще гуще и рассмеялась:
– Не верю, что она это сказала!
– Я пошутил. На самом деле она сказала, что вы очень
хорошая художница. У меня к вам предложение: я меняю одну из картин Уайета из
моей коллекции на одну из ваших собственных.
– Это безумие! Вы с ума сошли! И Ким тоже!
– Может, вы позволите мне самому об этом судить? Вы не
против, если я заеду к вам сегодня в середине дня?
– Сегодня? Сейчас? – Динна посмотрела на часы, было уже
около одиннадцати. Она энергично замотала головой: – Нет!
– Я понимаю. Вы не готовы. Художники никогда не бывают
готовы.
Бен говорил с ней так же мягко, как тогда на пляже. Динна
уставилась на телефон и еле слышно прошептала:
– Я не могу. Правда.
– Тогда завтра?
Бен говорил твердо, но не слишком напористо.
– Право, Бен, все это как-то... Я...
Промямлив нечто невразумительное, Динна замолчала и услышала
смех Бена.
– Ну пожалуйста, мне очень хочется увидеть ваши
картины.
– Но почему?
Спросив, Динна сразу же пожалела, вопрос показался ей
глупым.
– Потому что вы мне понравились. И я бы хотел увидеть
ваши работы. Все очень просто. По-моему, звучит разумно, вы согласны?
– Более или менее.
Динна не знала, что еще сказать.
– Ленч у вас занят?
– Нет.
Динна снова печально вздохнула.
– Да не вздыхайте вы так жалобно, я обещаю, что не буду
метать дротики в ваши полотна. Честное слово, можете мне поверить.
Неожиданно для себя Динна поняла, что действительно ему доверяет.
По-видимому, на нее подействовали его манера говорить и его взгляд, который она
хорошо помнила.
– Ну хорошо, договорились. Жду вас в полдень.
Наверное, никогда еще восходящий на эшафот не произносил
последнее слово с такой решимостью. Вешая трубку, Бен Томпсон улыбался.
Ровно в полдень Бен был на месте. Он привез пакет
французских булочек, приличный кусок сыра бри, полдюжины персиков и бутылку
белого вина.
– Сгодится в качестве ленча? – спросил он, выкладывая
на стол привезенные богатства.
– Очень мило с вашей стороны, и все-таки вам не стоило
приезжать. – Динна посмотрела на него в смятении. Она была в джинсах и
заляпанной краской блузе, волосы ее были собраны в небрежный узел. – Терпеть не
могу, когда меня ставят в неловкое положение.
Видя, что она с обеспокоенным видом наблюдает, как он
выкладывает еду, Бен перестал раскладывать фрукты.
