* * *
– Засыпаешь, дорогая? – прошептал Бен.
Прошло почти два часа. Динна лежала, уютно устроившись в его
объятиях, одна ее нога покоилась между его бедрами.
– М-м-м... Бен?
– Что? – спросил он шепотом.
– Я тебя люблю, – проговорила Динна тоненьким, почти
детским голоском.
– Я тебя тоже, а теперь давай спать.
И Динна уснула, и проспала еще два часа. Когда она открыла
глаза, то увидела, что Бен стоит в изголовье кровати и держит поднос. Он был в
строгом темно-синем костюме в тонкую полоску. Динна села и пригладила рукой
волосы, она вдруг обостренно осознала, что она-то не одета, не умыта и не
причесана. От теплой постели исходил запах их любви.
– Сколько я проспала?
– Не очень долго. Не удивляйся моему виду, я бы тоже
лежал с тобой, но у меня ленч с клиентом в галерее. Вчера я уже отменил одну
встречу, и, если я отменю и сегодняшнюю, Салли уволится. Но я скоро вернусь.
Динна прислонилась к изголовью широкой двуспальной кровати.
Бен поставил поднос ей на колени.
– Не знаю, что ты обычно ешь на завтрак, – надеюсь, я
не ошибся с выбором.
Он улыбнулся и снова стал похож на молоденького паренька. На
завтрак он принес Динне фрукты, кофе с молоком, круассаны и заботливо приготовленное
яйцо пашот.
Динна ошеломленно посмотрела на поднос, потом на Бена. Что
она могла сказать? Он вошел в ее жизнь на морском берегу в Кармеле, и вот он
уже приносит ей на завтрак круассаны и кофе и извиняется, что не знает ее
вкусов. Они занимались любовью всю ночь и большую часть дня, они много раз
признавались друг другу в любви, и она даже не чувствует угрызений совести
из-за того, что проснулась в его постели, а не в своей собственной, которую
восемнадцать лет делила с Марком. В это утро она о Марке даже не вспомнила.
Динна была счастлива, чувствовала себя молодой и влюбленной, и сейчас ей нужно
было от жизни только то, что было у них с Беном. Она посмотрела на него с
восторженной улыбкой, счастливо вздохнула и взяла круассан.
– Имейте в виду, сэр, этак вы меня избалуете, не
пройдет и недели, как я стану совершенно несносной.
– Не станешь, – заверил Бен с довольной усмешкой, снова
превращаясь во взрослого мужчину.
– Стану, стану. – Динна откусила кусочек круассана и
блаженно закрыла глаза. – Я привыкну, что мне каждое утро подают круассаны,
яйца и кофе с молоком. – Она снова открыла глаза и лукаво посмотрела на Бена. –
Мало того, мне, пожалуй, захочется, чтобы ты каждый день оставался дома и
занимался со мной любовью.
– Не привыкнешь.
– Вот как? Это еще почему?
– Потому что завтра будет твоя очередь готовить завтрак
для меня. Динна, это то, что называется демократией. Мы живем вместе и делаем
все по очереди, стараясь баловать друг друга. Мы будем готовить завтрак друг
для друга. – Бен наклонился к Динне и на прощание поцеловал ее еще раз. –
Кстати, ты должна знать, что яичницу я люблю поджаристую.
– Придется записать, а то забуду, – усмехнулась Динна.
Бен выпрямился.
– Ничего, я тебе напомню.
Динна принялась за еду. Она была счастлива и чувствовала себя
как дома. У нее было такое ощущение, будто они с Беном живут вместе несколько
месяцев, если не лет. Ей совсем не казалось странным, что она сидит нагишом и
пьет кофе из ярко-желтой керамической кружки, а Бен, глядя на ее обнаженную
грудь, довольно улыбается. Им было легко друг с другом; все, что происходило
между ними, было естественным и настоящим. Ничего общего с официальными
ритуалами, принятыми в их с Марком доме. Динна вдруг поняла, что образ жизни
Бена нравится ей больше. Даже желтая кружка в ее руке вселяла чувство
уверенности и казалась прочной – в отличие от тех чопорных лиможских чашек в
голубой цветочек, которые достались Марку от матери.
– Чем ты сегодня займешься?
– Первым делом приму ванну.
Динна наморщила нос, и оба рассмеялись.
– Ты мне нравишься такая, как сейчас.
– Значит, ты грязнуля.
Сама себе противореча, Динна протянула к Бену руки, и он
снова ее поцеловал. Когда он выпрямился, на его лице было написано сожаление.
– Черт, может, мне все-таки отменить этот ленч?
– У нас еще будет время. Или...
Динна собиралась спросить, встретятся ли они вечером, но,
еще не договорив, прочла в глазах Бена ответ.
– Динна, никаких «или». К пяти часам я закончу в
галерее все дела, и мы могли бы пойти пообедать в какое-нибудь тихое местечко.
Может, поедим где-нибудь в районе порта?
– С удовольствием.
Динна снова откинулась на подушки, улыбаясь во весь рот.
Однако в глазах Бена мелькнула тень тревоги.
– Что-нибудь не так?
– Для меня-то все прекрасно. Но ты... я подумал, тебе
не будет неловко появляться со мной в общественных местах? Я не хочу ставить
тебя в сложное положение.
Бену приходилось все время напоминать себе, что у Динны есть
другая жизнь и она никогда не будет полностью принадлежать ему. Динна его
только на время, как шедевр из зарубежного музея, а не как картина, которую он
может повесить в своей галерее навсегда. Но от этого время, которое они могли
провести вместе, становилось еще более драгоценным.
– У тебя не будет неприятностей, если мы пойдем
куда-нибудь вместе?
Он посмотрел на Динну с нежностью и искренней тревогой.
– Не должно быть. Смотря что мы будем делать, куда
пойдем и как будем себя вести. Надеюсь, все будет хорошо.
Бен молча кивнул. Динна протянула руку, он молча сжал ее и снова
сел на кровать.
– Динна, я не хочу делать ничего такого, от чего у тебя
потом могут быть неприятности.
– Не волнуйся, ты ничего такого и не сделаешь. Все
будет хорошо.
– Динна, я серьезно. Я не хочу, чтобы тебе пришлось
потом страдать.
– А ты не думаешь, что страдать придется нам обоим? Бен
удивился:
– Что ты имеешь в виду?
– Это лето будет самым прекрасным в моей жизни и,
надеюсь, в твоей тоже. Когда оно закончится и нам обоим придется вернуться к
прежней жизни, каждому к своей, боюсь, мы оба будем страдать.
Бен кивнул и посмотрел на тонкую нежную руку, которую держал
в своей.
– Ты уже пожалела о нашем решении?
Динна расхохоталась серебристым смехом, запрокидывая голову,
а потом нежно поцеловала Бена в щеку.
– Ни на секунду. – Она снова посерьезнела. – Но все
равно, не стоит даже надеяться, что потом нам не придется страдать. Если то,
что между нами возникло, хоть чего-нибудь стоит, если мы действительно друг для
друга так много значим... нам придется с этим смириться.
