– Шанталь, я хорошо помню, что ты мне сказала вчера.
– Я сказала, что кое-кто попросил меня стать его женой.
Я же не говорила, что приняла предложение.
– Это, конечно, большое утешение. Однако осмелюсь
предположить, что он сделал тебе предложение не после парочки встреч за ленчем
и одного совместного чаепития. Полагаю, вы довольно близко знакомы.
Шанталь не ответила, бесстрастно глядя в окно. Марк-Эдуард
старался не подавать виду, что его это бесит. В конце концов, чего она от него
ждет? Он не может проводить с ней больше времени, чем проводит сейчас, и
сделать ей предложение он тоже не может. У него уже есть жена, Динна.
Шанталь ответила на удивление мягко:
– Не волнуйся из-за этого.
– Спасибо. – Марк вздохнул, взял ее за руку, и его
плечи поникли. – Дорогая, я люблю тебя, пожалуйста, постарайся меня понять.
– Я и стараюсь. Даже больше, чем ты думаешь.
– Я понимаю, тебе трудно, но и мне нелегко. Хотя бы не
устраивай соревнования между собой, Пилар и моей матерью. Это несправедливо. Я
же должен с ними видеться.
– Может быть, это и так.
В голосе Шанталь неожиданно послышалась такая глубокая
грусть, что Марк растерялся. Будь он менее рациональным человеком, он бы,
наверное, послал к черту все разумные доводы и взял Шанталь с собой. Но Марк не
мог так поступить.
– Дорогая, мне очень жаль. – Он мягко обнял ее за плечи
и привлек к себе. Шанталь не сопротивлялась. – Я постараюсь что-нибудь
придумать, хорошо?
Она молча кивнула, но по ее щеке скатилась одинокая
слезника. В сердце Марка что-то дрогнуло.
– Меня не будет всего несколько дней, я вернусь в воскресенье
вечером, и мы сможем пообедать у «Максима» до отъезда в Афины.
– Когда мы уезжаем?
– В понедельник или во вторник.
Шанталь снова кивнула. Всю дорогу до аэропорта Марк крепко
обнимал ее.
Динна открыла входную дверь, остановилась и прислушалась.
Тихо, выходной Маргарет еще не кончился, и в доме никого не было. Динне не
верилось, что она ушла из дома всего восемнадцать часов назад. Казалось, с тех
пор прошли недели, месяцы, может, даже годы. Когда она закрывала за собой
дверь, ее сердце бешено колотилось. В доме Бена было так тихо, так спокойно.
Она приняла ванну и оделась. На балконе резвились две птички. Динна немного
понаблюдала за ними, а затем стала убирать постель, слушая одну из записей,
обнаруженных у Бена. Перед тем как уйти, она заглянула в кухню и взяла из
большой корзины сливу. Динну не покидало ощущение, что это и ее дом тоже, не
только Бена, что они живут здесь много лет. А теперь она снова оказалась в доме
Марка, в доме месье и мадам Дюра. Динна посмотрела на фотографию в серебряной
рамке, сделанную в их первое лето на мысе Антиб. Неужели это была она? Неужели
это она, неестественно улыбаясь, стоит с бокалом белого вина в руке, пока Марк
разговаривает с матерью, лицо которой скрыто огромной соломенной шляпой?
Сейчас, глядя на этот снимок, Динна снова почувствовала ту же неловкость, что и
тогда. Ей было неловко даже находиться в этой комнате. Она стояла в дверях
бледно-зеленой шелковой гостиной с большим обюссонским ковром на полу и ловила
себя на мысли, что ее бросает в дрожь от одного только взгляда на эту комнату.
Но это ее дом, здесь ее место – здесь, а не в маленьком домике на холме, где
она провела ночь с посторонним мужчиной. И как ее только угораздило?
Динна сняла босоножки, босиком вошла в холодную зеленую
гостиную и осторожно присела на диван. Что она натворила? Она изменила Марку –
впервые за восемнадцать лет брака, причем это казалось ей совершенно
нормальным, даже естественным. Целую ночь она прожила с ощущением, будто она
знать не знает никакого Марка, будто она замужем за Беном. Динна потянулась за
другой фотографией в серебряной рамке – за снимком Пилар – и заметила, что ее
рука дрожит. Пилар была сфотографирована в костюме для тенниса, этот снимок
тоже был сделан на юге Франции. Глядя на фотографию застывшим взглядом, Динна
словно впала в оцепенение, она даже не сразу услышала, что кто-то звонит в
дверь. Только через несколько минут она поняла, что за дверью кто-то есть.
Динна вскочила и поставила фотографию Пилар на место. Пока
она шла к двери, в ее голове лихорадочно проносились мысли: «Кто там? Кто
узнал? Вдруг это Бен?» Сейчас она не была готова встретиться с Беном. То, что
они сделали, – неправильно, такого не должно быть. Ей необходимо сказать ему об
этом, остановить его, пока не поздно, пока ее правильная, упорядоченная жизнь
не расползлась по швам, пока...
– Кто там?
– Посылка.
Динна неохотно открыла дверь и увидела мальчишку-посыльного.
– Но я ничего не заказывала...
И тут Динна поняла: это цветы, цветы от Бена. Ее первой
мыслью было отказаться, отослать цветы обратно, сделать вид, будто того, что
произошло этой ночью, не было и никогда не будет. Но она протянула руки, взяла
сверток и внесла его в дом. В холле Динна прочла на приложенной к цветам
карточке:
«Любимая, поторопись домой. Жду тебя в пять.
Люблю, Бен».
«Люблю, Бен». Динна перечитала карточку еще раз, и перед
глазами все расплылось от слез.
«Люблю, Бен». Поздно, она уже опоздала, она тоже его любит.
Динна быстро поднялась в свою комнату и упаковала небольшую
сумку. Затем она прошла в студию. Пара холстов, краски – этого ей должно
хватить. Динна не собиралась оставаться у Бена больше чем на несколько дней.
Она оставила Маргарет записку с номером телефона, по которому с ней можно
связаться, и объяснила, что некоторое время поживет у подруги. Около половины
шестого Динна подъехала к дому Бена. Оставив «ягуар» за полквартала от дома,
она прошла оставшийся путь пешком и в нерешительности остановилась у двери.
«Господи, что же я делаю?» Бен услышал ее шаги и еще до того, как Динна успела
позвонить, открыл дверь. Открыл, улыбнулся и, поклонившись, сделал приглашающий
жест рукой:
– Входи, я давно тебя жду.
Бен бесшумно закрыл дверь. Динна остановилась и зажмурила
глаза, борясь со слезами.
– Динна, дорогая, что с тобой? – участливо спросил Бен,
обнимая ее за талию. – Ты боишься?
Она открыла глаза и неуверенно кивнула. Тогда Бен улыбнулся,
крепко прижал ее к себе и, пряча лицо в ее волосах, прошептал:
– Я тоже.
Глава 10
– Ладно, детка, хватит валяться, сегодня твоя очередь.
Бен легонько ткнул Динну локтем в спину. Она протестующе застонала:
– А вот и не моя, я готовила завтрак вчера. Она
улыбнулась и спрятала лицо в подушку.
– Знаешь, хоть ты и врушка, я все равно тебя люблю. Это
я готовил завтрак и вчера, и два дня назад, и четыре дня назад. По-моему, ты
уже должна мне целых три завтрака.