– Мне нравится моя работа.
Динна понимала, что провоцирует Марка, но сейчас ей было все
равно.
– Не думаю, что тебе стоит называть это занятие
работой. – Марк вздохнул и посмотрел на часы.
– Я называю это работой, потому что это и есть работа.
В следующем месяце в галерее будет моя выставка.
Голос Динны зазвенел, она понимала, что бросает Марку вызов,
ее сердце билось все чаще и чаще. Марк долго не отвечал. Наконец он сказал:
– Что-что будет?
– Моя выставка. В галерее.
– Понятно. – В голосе Марка послышалась неприятная
насмешка. На какое-то мгновение Динна его по-настоящему возненавидела. –
Значит, у нас богемное лето. Что ж, возможно, это пойдет тебе на пользу.
– Возможно, пойдет.
«Бревно бесчувственное! Он никогда меня не понимал!»
– Неужели это так необходимо – устраивать выставку,
чтобы настоять на своем? Может, обойдемся без этого? Можешь работать в этой
своей новой студии, если тебе так хочется.
«Спасибо за разрешение, папочка».
– Эта выставка для меня очень важна.
– В таком случае отложи ее на время. Я вернусь, и мы
все обсудим.
– Марк... – «Я полюбила другого»... – Я все-таки буду
устраивать эту выставку.
– Отлично, только отложи ее до осени.
– Зачем? Чтобы ты мог меня отговорить, когда вернешься?
– Я не буду тебя отговаривать. Поговорим об этом, когда
я вернусь.
– Выставку нельзя откладывать, я и так уже ждала
слишком долго.
– Знаешь, дорогая, для капризов ты уже слишком
взрослая, а для менопаузы еще слишком молодая. По-моему, ты ведешь себя крайне
неразумно.
Динне хотелось ударить мужа, но одновременно ей хотелось
рассмеяться ему в лицо. Разговор был абсолютно нелепый, она вдруг поняла, что
ведет себя почти как Пилар. Она все-таки засмеялась и покачала головой.
– Может быть, ты и прав. Давай сделаем так: ты занимайся
своим процессом в Афинах, а я буду делать со своими картинами то, что считаю
нужным. Осенью увидимся.
– Это что, твой способ сказать мне, чтобы я не лез не в
свое дело?
– Возможно. – Динна неожиданно осмелела, такого с ней
не бывало уже много лет. – Я думаю, сейчас каждому из нас стоит просто делать
то, что мы считаем нужным.
«Боже, что со мной? Что я ему говорю...» Динна затаила
дыхание.
– Ну что ж, как бы то ни было тебе нужно слушаться
мужа, а твоему мужу сейчас пора спать, так что давай на время закроем эту тему,
хорошо? Мы вернемся к этому разговору через несколько дней. А до тех пор
никаких выставок. Понятно?
Динна чуть зубами не заскрипела от досады. Она давно не
ребенок, а Марк за все эти годы ничуть не изменился. Пилар получила мотоцикл,
Динне нельзя устраивать выставку, и «мы все обсудим, когда у меня будет время».
Всегда так.
Марк все делает по-своему, только по-своему. Но теперь с
этим покончено.
– Марк, мне все понятно, но я с тобой не согласна.
– У тебя нет выбора.
Обычно Марк не выражался так откровенно, это было на него не
похоже. «Вероятно, он очень устал и поэтому не сдержался», – поняла Динна.
По-видимому, Марк тоже это заметил.
– Ладно. Извини. Поговорим в другой раз.
– Хорошо.
Динна молча ждала, что Марк скажет дальше. Он сказал только:
– Bonsoir, – и повесил трубку.
Спокойной ночи. На этот раз Динна не стала говорить «я люблю
тебя».
«Никаких выставок». Слова Марка эхом отдавались у нее в
голове. Никаких выставок. Она тяжело вздохнула и устало опустилась в кресло. А
что, если она ему не подчинится? Что, если она все-таки устроит выставку? Может
ли она поступить так с Марком? А с самой собой? Хватит ли у нее смелости
сделать то, чего ей хочется, что она считает нужным? А почему нет? Марк далеко,
а здесь у нее есть Бен. Но сделать это она должна не ради Бена, а ради себя
самой.
Динна окинула студию долгим взглядом. Она вдруг поняла, что
в этих холстах, повернутых лицом к стене, в картинах, которые никто не видел и
никогда не увидит – если только она не сделает того, что должна сделать, – заключена
вся ее жизнь. Марк не может ей помешать, а Бен не может ее заставить. Она
должна сделать это сама. Сейчас. Просто обязана – ради самой себя.
Марк повесил трубку и снова посмотрел на часы. Было почти
десять. Разговор с Динной отнюдь не помог ему расслабиться, скорее наоборот.
Марк был недоволен собой. Он не собирался говорить Динне про мотоцикл, но
почему-то сказал. А тут еще эта ее дурацкая затея с выставкой. Марк не понимал,
почему Динна вообще не бросит заниматься этой ерундой. И его очень беспокоил
вопрос, куда девалась Шанталь. Марка снова охватила ревность. Он налил себе
виски. Зазвонил звонок. Марк подошел к двери и приоткрыл ее на несколько
дюймов. Пришел месье Мотье, маленький старичок лет восьмидесяти, живущий по
соседству. Когда-то он тоже был адвокатом, но давно отошел от дел. Сосед питал
слабость к Шанталь, как-то раз он даже прислал ей цветы.
Марк вопросительно посмотрел на старика, гадая, что тому
понадобилось. Может, он заболел? Иначе зачем он позвонил ему в дверь в такой
час?
– У вас что-нибудь случилось?
– Э-э... нет. Простите, но я хотел спросить вас о том
же. Как мадемуазель?
– Спасибо, прекрасно, если не считать того, что она
немного запаздывает. Ее еще нет. – Марк улыбнулся престарелому господину,
старик был в бархатной куртке с шалевым воротником и вязаных шлепанцах,
наверняка их связала ему дочь.
– Может быть, зайдете?
Марк отступил в сторону. Ему хотелось выпить наконец виски,
которое он себе налил. Однако старик отрицательно покачал головой:
– Нет-нет.
Он посмотрел на Марка с сожалением. Старику были хорошо,
даже слишком хорошо знакомы его проблемы – мужчина вечно в разъездах, никогда
не бывает дома. Он сам прошел этот путь. Его жена умерла, а он узнал об этом
слишком поздно.
– Месье, она не опаздывает, ее вчера вечером увезли в
больницу.
Старик видел, что Марк потрясен.
– Шанталь в больнице? Господи, где?
– В Американской больнице. Она была в шоке/Водитель
«скорой помощи» сказал, что...
– О Господи!
Марк в ужасе посмотрел на соседа, бросился в квартиру и
схватил со стула пиджак. Через несколько секунд он был уже снова в дверях.
Старик отступил в сторону. Марк выбежал из квартиры и громко захлопнул за собой
дверь.
– Я должен ехать к ней.
«Боже, Шанталь... О нет... Значит, она не с другим
мужчиной». С бешено бьющимся сердцем Марк бегом сбежал по лестнице, выскочил на
улицу и стал ловить такси.
