Глава 11
Такси остановилось перед домом номер 92 по бульвару Виктора
Гюго. Это была тихая окраина Парижа. Марк поспешно сунул таксисту несколько
банкнот и побежал в больницу. Приемные часы давно закончились, однако Марк
стремительно прошел к столу справочной службы и потребовал информацию о
мадемуазель Шанталь Мартин. Ему сказали, что Шанталь лежит в палате 401, ее
доставили с инсулиновым шоком, но сейчас ее состояние удовлетворительное и
через два дня она сможет вернуться домой. Слушая медсестру, Марк смотрел на нее
в смятении. Не вступая в дальнейшие разговоры, он прошел к лифту и поднялся на
четвертый этаж. Выйдя из лифта, он оказался перед сестринским постом. Медсестра
строго посмотрела на него и спросила:
– Что вам угодно, месье?
– Я к мадемуазель Мартин. – Марк пытался говорить
властным тоном, но ему вдруг стало страшно. Как это случилось, почему? Он вдруг
почувствовал угрызения совести – ведь он уехал, оставив Шанталь одну. – Мне нужно
ее видеть.
Медсестра покачала головой.
– Завтра.
– Она спит?
– Вы можете навестить ее завтра.
– Прошу вас, я приехал издалека... – Марк хотел было
сказать «с юга Франции», но потом передумал и открыл бумажник. – Я прилетел из
Соединенных Штатов, из Сан-Франциско. Я вылетел первым же рейсом, как только
узнал о том, что произошло.
Повисла долгая пауза. Наконец медсестра сдалась:
– Ну хорошо, вы можете ее навестить, но не больше двух
минут. А потом вы немедленно уйдете. Вы ее... отец?
Марк только головой покачал, это было последним ударом.
Медсестра проводила его до палаты, это оказалось недалеко.
Оставив Марка-Эдуарда у двери, она ушла. Немного помедлив на пороге, он тихо
вошел в палату и шепотом позвал:
– Шанталь?
Шанталь лежала на кровати. Она была очень бледна и казалась
совсем юной. К ее руке была присоединена трубка для внутривенного вливания,
соединенная другим концом с каким-то пузырьком зловещего вида.
– Дорогая...
Марк подошел ближе, спрашивая себя, что же он натворил. Он
взял эту девушку, почти девочку, на свое попечение, предоставив в ее
распоряжение только половину своей жизни. Он вынужден прятать ее от матери,
дочери и жены, иногда даже от самого себя. Какое право он имел так с ней
поступать? Марк подошел ближе и взял Шанталь за свободную руку. Ее открытые
глаза блестели неестественно ярко.
– Дорогая, что случилось?
Шестое чувство уже подсказало ему, что инсулиновый шок не
был случайным. У Шанталь был диабет того типа, с которым не шутят. Но пока она
принимала инсулин, правильно питалась и достаточно много спала, она чувствовала
себя практически здоровой.
Шанталь закрыла глаза, и на кончиках ресниц блеснули слезы.
– Je m'excuse. Прости меня. – Она помолчала. – Я
перестала колоть инсулин.
– Ты сделала это нарочно?
Шанталь кивнула. Марку показалось, будто что-то ударило его
в самое сердце.
– Бог мой, Шанталь, любимая, как ты могла? – Его вдруг
охватил ужас. Что, если бы она умерла? Что, если?.. Марк вдруг понял, что не
вынесет, если потеряет ее. Он осознал это с пугающей ясностью. Марк крепко сжал
свободную руку Шанталь. – Никогда, никогда больше так не делай! – От отчаяния
он повысил голос. – Ты меня слышишь? – Шанталь снова кивнула. И тут вдруг Марк
тоже заплакал, слезы потекли по его лицу. – Без тебя мне не жить, неужели ты
этого не знаешь?
В глазах Шанталь не было ответа. Нет, она этого не знала, но
это была правда. Марк сам понял это только сейчас. Теперь их двое, Динна и
Шанталь. Две женщины, каждой из которых он обещал свою жизнь, но он всего один.
Он не сможет жить в мире с самим собой, если вычеркнет из своей жизни Динну. Но
и без Шанталь он тоже жить не может. Это открытие навалилось на Марка-Эдуарда
непомерной тяжестью. Он видел, что Шанталь наблюдает за его лицом, которое
стало почти серым.
– Шанталь, я тебя люблю. Ради Бога, умоляю, никогда
больше не делай ничего подобного. Обещай, что не сделаешь!
Он сжал ее тонкую руку крепче.
– Обещаю, – прошептала она.
Казалось, воздух в палате внезапно наэлектризовался. Борясь
с подступающими к горлу рыданиями, Марк-Эдуард бережно обнял Шанталь.
К концу дня Динна отобрала одиннадцать картин. Остальные ей
еще только предстояло отобрать, и работа обещала быть нелегкой. Отложив эти
одиннадцать картин в одну сторону, Динна вышла из студии. Ее мысли все еще
занимал разговор с Марком. Динна спрашивала себя, хватило бы у нее смелости
ослушаться мужа и настоять на своем, не узнай она, что Марк позволил Пилар
купить мотоцикл. Все получалось как-то странно. Их брак был полон каких-то
мелких проявлений мести. Она поднялась в спальню, открыла шкаф и посмотрела на
свои вещи. Что ей может понадобиться? Еще один халат, несколько пар джинсов,
замшевая юбка цвета шампанского – Бену она наверняка понравится.
Динна мысленно ужаснулась: что она делает? Стоит в спальне
Марка и отбирает одежду для жизни с другим мужчиной! Может, у нее и впрямь
начался климакс или она впала в детство, как предположил Марк? Или она просто
сошла с ума? Зазвонил телефон, но Динна не стала снимать трубку, Она даже не
чувствовала угрызений совести, разве что во время разговора с Марком. Все
остальное время у нее было ощущение, что ее место – рядом с Беном.
Телефон продолжал названивать, но Динна не хотела ни с кем
разговаривать. У нее было такое ощущение, словно она уже уехала из этого дома.
Однако звонки не прекращались, и в конце концов она нехотя взяла трубку.
– Алло.
– Можно за тобой заехать? – Это был Бен. – Ты уже
готова ехать домой?
– Так рано?
Часы показывали только половину пятого.
– Тебе нужно еще время? Ты хочешь еще поработать?
Бен говорил так, как будто ее работа была чем-то важным, как
будто он понимал, что она значит для Динны. Однако она замотала головой:
– Нет, я уже закончила. Сегодня я отобрала для выставки
одиннадцать картин.
Бену понравилось, как уверенно звучит ее голос, и он
улыбнулся.
– Я так тобой горжусь, что меня прямо распирает.
Сегодня я сообщил новость Салли, ну, насчет твоей выставки. Мы сделаем тебе
хорошую рекламу.
«Господи, только не реклама. А как же Ким?» Динна
почувствовала себя как рыба, вытащенная из воды.
– А нельзя ли обойтись без рекламы?
– Предоставь мне заниматься моим делом, а я предоставлю
тебе заниматься твоим. Кстати, о занятиях... я бы не прочь заняться с тобой...
Динна покраснела от одного только нежного тембра его голоса.
