Заокеанский оператор соединил ее очень быстро, и вот уже
Динна слушала знакомое жужжание французского телефона. Когда-то она
воспринимала эти гудки как сигнал «занято», но потом привыкла и запомнила, что
это местная особенность.
– Мне очень жаль, но вам смогут ответить не раньше, чем
через минуту.
– Все в порядке, я подожду.
Динна улыбнулась: телефонистка говорила неспешно, как
калифорнийка. Затем в трубке послышался голос свекрови:
– Алло, oui?
– Mamie? – Родственное обращение к свекрови так никогда
и не стало для Динны естественным. Даже после почти двадцати лет замужества,
обращаясь к матери Марка, она всякий раз боролась с искушением назвать ее мадам
Дюра. – Mamie? – Связь была не очень хорошей, но Динна слышала, что ей говорят,
и заговорила громче, чтобы ее тоже было слышно. Голос мадам Дюра звучал сонно и
совсем недружелюбно. – Это Динна. Прошу прощения за поздний звонок, но мне
показалось...
– Динна, il faut que tu viennes.
«He хватало еще, чтобы при такой связи мадам Дюра говорила
по-французски!» Однако мысленная мольба Динны не была услышана, и мадам Дюра
продолжала тараторить по-французски и дальше, Динна с трудом разбирала слова.
– Подождите, я вас почти не слышу. Я не понимаю. Вы не
могли бы повторить все по-английски? Что-нибудь случилось?
– Да, – прозвучало в трубке скорбным стоном. Затем
наступило молчание. Динна ждала. «Так и есть, что-то с Марком. Я так и знала!»
– Пилар... она попала в аварию на мотоцикле...
У Динны остановилось сердце.
– Пилар?! – Динна перешла на крик; она даже не слышала,
как в комнату вошла Маргарет. Связь еще больше ухудшилась, и ей пришлось
кричать громче. – Пилар? Mamie? Вы меня слышите? Что случилось?
– Ее голова... ее ноги...
– О Боже, она ранена? – Из глаз Динны брызнули слезы,
она отчаянно пыталась взять себя в руки. – Mamie, как она?
– Paralisees. Les jambles. У нее парализованы ноги. А
голова... мы не знаем.
– Где она? – вскрикнула Динна.
– В Американской больнице.
Стало слышно, что мадам Дюра всхлипывает.
– Вы вызвали Марка?
– Мы не можем его найти. Он в Греции, его коллега
пытается с ним связаться. Они рассчитывают, что завтра он будет здесь. Прошу
вас, Динна... вы приедете?
– Я вылетаю сегодня вечером. Прямо сейчас.
У Динны так дрожали руки, что она с трудом смогла посмотреть
на наручные часы. Было десять минут пятого. Она знала, что в половине восьмого
есть самолет – Марк часто летал этим рейсом. С учетом разницы во времени она
сможет быть в Париже на следующий день в половине пятого по парижскому времени.
– Я прилечу завтра... в середине дня. Я поеду сразу в
больницу. Кто ее лечащий врач? – Динна торопливо записала фамилию, которую
назвала мадам Дюра. – Как с ним связаться?
Мадам Дюра продиктовала ей номер телефона.
– Ох, Динна... Бедная девочка. Я Марку говорила, что
moto слишком большой и тяжелый для ребенка, ну почему он меня не послушал? Я же
ему говорила...
«Я тоже». Первое, о чем подумала Динна, так это о том, что
ее девочка одна в парижской больнице.
– Mamie, с Пилар кто-нибудь есть?
– Конечно, мы наняли сиделок. – Это было очень похоже
на ту мадам Дюра, которую Динна знала.
– Только сиделки и никого больше? – Динна не скрывала,
что она в ужасе.
– Но уже первый час ночи.
– Я не хочу, чтобы она оставалась одна.
– Хорошо, я сейчас же отправлю в больницу Анжелин, а
утром сама туда поеду.
«Анжелин... самая старая горничная на свете. Анжелин. Как
она может?»
– Я приеду так скоро, как только смогу. Передайте
Пилар, что я ее люблю. Спокойной ночи, mamie, до завтра.
Динна переключилась на телефонистку. Она была в отчаянии.
– Мне необходимо связаться с доктором Хубертом
Киршманом, это очень срочно.
Однако доктор Киршман не ответил на звонки. Звонок в
Американскую больницу тоже не обнадежил Динну. Ей сказали, что состояние
мадемуазель Дюра по-прежнему критическое, однако она в сознании и заснула;
возможно, утром ей будут делать операцию, пока еще нельзя сказать точно. Ее
привезли из Канн только сегодня вечером, и если мадам будет так добра позвонить
доктору утром...
Динне хотелось послать их всех к черту. Поговорить по
телефону с Пилар было невозможно, и единственное, что могла сделать Динна, –
это как можно быстрее вылететь в Европу.
Она села и обхватила голову руками, стараясь не дать волю
слезам. Но все-таки у нее вырвался всхлип, вырвался из самого ее сердца.
– Пилар, девочка моя... о Господи!
Тут же рядом возникло синее форменное платье, и Динна
почувствовала на плечах руки Маргарет.
– Что, очень плохо? – шепотом спросила экономка в
полной тишине.
– Я не знаю. Мне сказали, что у нее парализованы ноги и
что-то с головой, но я так и не смогла ни от кого добиться разумного ответа. Я
вылетаю ближайшим самолетом в Париж.
– Я соберу ваши вещи.
Динна кивнула. Она пыталась привести в порядок мысли. Нужно
позвонить Бену. И Доминик. Она сняла трубку, пальцы сами стали машинально
набирать номер секретарши Марка. Голос, который Динна всегда недолюбливала,
ответил очень быстро.
– Где месье Дюра?
– Я не знаю.
– Черта с два вы не знаете. Наша дочь попала в
автокатастрофу, а его никто не может найти. Где он?
– Я... мне очень жаль, мадам Дюра, я постараюсь найти
его к утру и попрошу перезвонить вам, я сделаю все от меня зависящее...
– Не надо мне звонить, сегодня вечером я вылетаю в
Париж. Просто передайте ему, чтобы он был на месте. Да, и пусть позвонит
матери. Пилар лежит в Американской больнице в Париже. И ради Бога, Доминик,
сделайте мне одолжение, разыщите его.
Под конец фразы голос Динны дрогнул.
– Я сделаю все, что смогу. Поверьте, мне очень жаль.
Случилось что-то серьезное?
– Мы пока не знаем.
Поговорив с Доминик, Динна позвонила в аэропорт и в банк.
Взглянув на вещи, которые Маргарет упаковала для нее в дорогу, она быстро
набрала номер Бена – нужно было застать его до того, как он уйдет из галереи.
До отъезда в аэропорт у нее оставался час. Бен сейчас же взял трубку.
– Мне придется срочно уехать из города.
– Что ты натворила, ограбила банк? – со смешком спросил
Бен.
Он предвкушал скорую встречу с Динной и приятный вечер,
настроение у него было прекрасное. Однако, услышав в голосе Динны непривычные
нотки, он сразу заподозрил неладное.
