– Пить...
– Пока нельзя, дорогая, – прошептала Динна с любящей
улыбкой.
Она с невыразимой нежностью дотронулась до лба девочки.
– Позже, а сейчас тебе лучше поспать. Мама и папа с
тобой. Поспи, дорогая, скоро, очень скоро тебе станет лучше.
Пилар вдруг улыбнулась. Несмотря на опутавшие ее трубки, это
была самая настоящая улыбка, сердца Динны и Марка неистово забились.
– Мне... сейчас... лучше.
– Я рад, cherie. А завтра тебе будет еще лучше.
Голос Марка был тихим и нежным, как летний ветерок. Пилар
снова улыбнулась и закрыла глаза.
Буквально через несколько секунд вернулся доктор Киршман и
кивком попросил их выйти. По дороге к двери прошептал:
– Сейчас мы будем готовить ее к операции. Очень скоро
вы можете вернуться в палату.
Динна и Марк вышли в коридор. Динна почувствовала, что ей не
хватает воздуха, словно ей, как и Пилар, стало трудно дышать. В коридоре было
одновременно и холодно, и душно. Динна оперлась на руку Марка. Было четыре часа
утра, и они оба не спали двое суток.
– Она сказала, что ей лучше. – Марк ухватился за
крошечную надежду. Динна кивнула. – Мне показалось, что и цвет лица у нее стал
немного лучше.
Динна собиралась что-то сказать, но не успела: в коридоре
снова появился доктор Киршман.
– Черт побери, ему нужно заниматься Пилар, а не ходить
за нами!
Марк пошел было навстречу врачу, но Динна застыла на месте и
вцепилась в руку мужа. Она уже знала, что случилось. Она все поняла и не могла
двинуться с места. Земля остановилась. Мир перестал существовать. Пилар умерла.
Глава 17
Из больницы Динна и Марк вышли на рассвете. На то, чтобы
подписать необходимые в таких случаях бумаги и отдать распоряжения по поводу похорон,
ушло около часа. Марк решил, что похороны должны пройти во Франции. Динне было
безразлично. Ее мальчики были похоронены в Калифорнии, дочь будет лежать во
Франции. Сейчас это не имело для нее значения. К тому же она подозревала, что
Пилар, будь у нее возможность решать, тоже выбрала бы такой вариант. Доктор
Киршман проявил доброту и сочувствие, но ничего не мог сделать: когда Пилар
привезли с юга Франции, ее состояние было слишком тяжелым. Удар по голове был
настолько силен, что оставалось только удивляться, как она не умерла в первые
секунды после аварии.
– Ох уж эти мотоциклы... – вздохнул врач.
Марк болезненно поморщился.
В больнице им предложили кофе, но они отказались. Наконец с
формальностями было покончено. Марк взял Динну за руку и заботливо вывел на
улицу. У Динны было такое ощущение, что в течение последнего часа ее мозг
просто отказался работать. Она не могла ни думать, ни чувствовать. Конечно, она
выполнила все необходимые формальности, но делала это чисто механически, и ее
не покидало ощущение, что она умерла вместе с Пилар.
Марк подвел ее к маленькому синему «рено» и отпер дверцу.
– Чья это машина?
Казалось странным задавать такой вопрос сейчас, в это утро,
но Динна все-таки спросила, глядя на Марка почти невидящим взглядом.
– Не важно, садись в машину, поедем домой. Никогда еще
Марк не чувствовал себя таким одиноким, усталым, потерянным. Все его надежды,
мечты, радости были уничтожены. Его не утешало то, что у него есть Динна и
Шанталь, ведь он потерял Пилар. Марк завел машину, и по его щекам снова
покатились слезы. На этот раз он не стал их сдерживать, теперь ему было все
равно.
Динна откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. В горле
у нее стоял ком, грудь словно сдавило, у нее накопилось слез на всю оставшуюся
жизнь, но сейчас она не могла плакать.
Они медленно ехали по Парижу. Улицы были уже убраны, и в
мокрых мостовых отражалось солнце. Оно светило слишком ярко. В такой
трагический день должен висеть туман и идти дождь, но день выдался ясный, и
оттого казалось, что страшного события вовсе не произошло. Как Пилар могла
умереть в такой день? Но она умерла. Пилар умерла. Эта мысль снова и снова
повторялась в сознании Марка. Динна невидящим взглядом смотрела в окно.
Когда они подошли к двери в квартиру мадам Дюра, горничная
уже ждала их, правда еще в халате. Она услышала гул лифта и выбежала их
встретить. Выражение лица Марка-Эдуарда сказало ей все. Не произнеся ни слова,
горничная заплакала.
– Мне разбудить мадам?
Марк отрицательно покачал головой. Будить мадам Дюра не было
никакой необходимости, дурная весть вполне могла подождать.
– Месье, приготовить вам кофе?
Марк кивнул и бесшумно закрыл входную дверь. Динна с
потерянным видом стояла в прихожей. Марк посмотрел на нее, вытер глаза и
протянул ей руку. Динна так же молча взяла его за руку, и они вместе прошли в
их комнату.
Окна в комнате были зашторены, ставни закрыты, постель была
разобрана, но Динне не хотелось ложиться. Ей было страшно представить, как она
будет лежать и думать, что Пилар больше нет.
Марк-Эдуард сел в кресло и закрыл лицо руками. Через
некоторое время Динна услышала его рыдания. Она подошла к Марку и положила ему
руки на плечи, но больше она ничем не могла ему помочь. В конце концов
Марк-Эдуард выплакал слезы, и тогда Динна помогла ему лечь в постель.
– Попытайся заснуть, – прошептала она, как раньше
шептала, обращаясь к Пилар.
– А ты? – хрипло спросил Марк.
– Я тоже попытаюсь. Позже. Ты без чемодана? Динна
удивленно огляделась. В комнате совсем не было вещей Марка.
– Я его позже привезу.
Марк закрыл глаза. Заехать за вещами означало увидеться с
Шанталь, а значит, разговаривать с ней о Пилар. Марку предстояло сказать о ней
и своей матери. И друзьям. Но ему было невыносимо даже думать об этом. Когда о
чем-то рассказываешь, оно становится реальным. В уголках его глаз снова
появились слезы. А потом он заснул.
Принесли кофе. Марк спал, Динна взяла свою чашку и перешла в
гостиную. Там, сидя в одиночестве, она пила кофе, видела в окне крыши Парижа на
фоне неба, позолоченного рассветными лучами, и думала о своей девочке. В
последние годы Пилар бывала разной, с ней часто приходилось нелегко, но в конце
концов она бы выросла и повзрослела. Они стали бы друзьями. «Стали бы...» Динне
было трудно даже мысленно произнести это. Для нее Пилар была по-прежнему здесь,
рядом. У нее все еще не укладывалось в голове, что они никогда больше не
поговорят, не поспорят, не посмеются вместе, что Пилар больше не встряхнет
длинными, похожими на гриву белокурыми волосами, не сверкнет голубыми глазами,
чтобы получить то, чего ей хочется, что никто больше не позаимствует шлепанцы
Динны, ее помаду, что ее любимый халат не исчезнет вместе с модным пальто. И
когда Динна об этом думала, ее слезы наконец прорвались наружу и хлынули
потоком. Теперь она в полной мере осознала, что Пилар больше нет.
