Динна рассмеялась, встала с постели, нагишом прошла в кухню
и остановилась в дверном проеме, наблюдая за Беном. Сейчас ее не волновало, что
она будет заниматься с ним любовью, когда в ее утробе растет ребенок Марка-Эдуарда.
Они занимались этим все лето, и она хотела заниматься любовью с Беном, более
того, ей это было просто необходимо – чтобы запомнить навсегда.
– Динна?
Она улыбнулась и склонила голову набок.
– Слушаю, сэр!
– Что случилось? Я имею в виду, кроме того, о чем я
знаю... кроме Пилар. Есть еще что-нибудь?
Динна хотела было сказать, что и этого достаточно, но
поняла, что не может лгать Бену.
– Пока я была во Франции, выяснились некоторые
обстоятельства.
– Что-то, о чем мне следует знать?
Как и Марк, Бен опасался за ее здоровье, потому что вид у
нее был явно больной. Он внимательно посмотрел на нее.
Динна медленно покачала головой. Ей так не хотелось
рассказывать Бену о ребенке. Будь это его ребенок, все сейчас было бы
по-другому.
– Так что за обстоятельства? – Бен улыбнулся одними
глазами. – Тебе какую яичницу, глазунью или болтунью?
– Болтунью.
Динне становилось плохо при одной мысли о жареной
яичнице-глазунье, но с болтуньей она бы еще как-нибудь управилась, если не
очень глубоко вдыхать запах кофе.
– И без кофе.
Бен очень удивился:
– Ты отказываешься от кофе?
– Я решила соблюдать пост.
– Ты торопишься, до Великого поста еще шесть или семь
месяцев.
«Семь месяцев... семь месяцев...» Динна постаралась не
думать о том, что произойдет через семь месяцев, и улыбнулась попытке Бена
пошутить.
– Возможно.
– Так что происходит?
– Ох, я не знаю. – Динна вошла в кухню, обняла Бена и
прижалась лицом к его спине. – Правда, не знаю. Мне бы только хотелось, чтобы
моя жизнь была немножко попроще.
– И?..
Бен повернулся в кольце ее рук, и они оказались лицом к
лицу. Так они и стояли, нагие, перед кухонной плитой.
– Я тебя люблю, вот и все.
«Ну почему сейчас? Ну почему приходится рассказывать Бену
так скоро?» Глаза Динны наполнились слезами, но она заставила себя смотреть на
него. По крайней мере это она могла для него сделать.
– Но все оказалось не так просто, как я думала. Бен
неотрывно смотрел ей в глаза.
– А ты разве думала, что будет легко? Динна покачала
головой:
– Нет, но я думала, что будет все-таки легче, чем
оказалось.
– И что же?
– Бен, я не могу от него уйти.
Ну вот она это и сказала. Боже правый, она произнесла эти
слова вслух! Динна смотрела на Бена со слезами на глазах.
– Почему?
– Не могу, и все. Не сейчас.
«И потом тоже не смогу, когда у меня родится его ребенок.
Позвони мне лет через восемнадцать...»
– Динна, ты его любишь?
Она уверенно замотала головой.
– Раньше мне казалось, что я его любила, я даже была в
этом уверена. Я знаю, так оно и было. Наверное, в каком-то смысле я все еще его
люблю. И он тоже все эти годы любил меня... по-своему. Но все кончилось,
кончилось давно, просто до последнего лета я этого не понимала. Теперь, после
недели в Париже, я почувствовала это особенно отчетливо. – Динна помолчала,
переводя дух. – Бывали моменты, когда даже рядом с тобой я не была уверена, что
мне стоит от него уходить. Не знаю, как сказать... наверное, мне казалось, что
я не имею на это права. И еще я думала, что, может быть, все еще его люблю.
– А ты любишь?
– Нет. – Динна всхлипнула. Она отвела взгляд и вытерла
руками заплаканное лицо. – Я осознала это только несколько дней назад. После
того, как кое-что произошло.
«Я совершенно четко поняла, что не хочу иметь от него
ребенка, я хочу ребенка от тебя».
– Тогда почему ты с ним остаешься? Из-за Пилар? Задавая
этот вопрос, Бен был до странности спокоен, он говорил с Динной почти как отец
с ребенком.
– Есть и другие причины. Какие, сейчас не имеет
значения. Просто я остаюсь с ним. – Динна снова посмотрела на Бена, ее взгляд
был полон боли. – Мне уйти?
Бен не ответил. Он молча смотрел на нее несколько секунд,
потом повернулся и вышел из кухни. Динна слышала его шаги в гостиной, затем он
с силой захлопнул дверь спальни. Некоторое время Динна стояла в кухне,
потрясенная. Она понимала, что должна покинуть Бена прямо сейчас. Поездки в
Кармел не будет. Но вся ее одежда осталась в спальне, где закрылся Бен. Так что
у нее не было иного выхода, кроме как ждать, когда он выйдет.
И он в конце концов вышел – час спустя. Вышел и остановился
в дверном проеме – подавленный, с красными глазами. Динна не сразу поняла,
расстроен он или страшно рассержен.
– Динна, как я должен тебя понимать? Ты хочешь сказать,
что между нами все кончено?
– Я... нет... я... о Боже!
Динне показалось, что она упадет в обморок, но сейчас ей
нельзя было терять сознание. Она несколько раз глубоко вздохнула и присела на
краешек дивана, вытянув ноги.
– У меня есть одна неделя.
– А что потом?
– Потом я исчезну.
– Вернешься в свою одинокую жизнь? Будешь жить одна все
в том же мавзолее, только теперь с тобой даже не будет Пилар? Динна, как ты
можешь поступить так с собой?
Бен посмотрел на нее с мукой.
– Бен, ты не понимаешь, может быть, я просто вынуждена
так поступить.
– Я действительно не понимаю.
Он хотел было вернуться в спальню, но потом остановился и
снова повернулся к Динне.
– Динна, в самом начале я говорил, что, если у нас
будет только одно это лето, я готов с этим смириться, что я все пойму и отпущу
тебя. Теперь я не имею права брать свои слова обратно. Как ты считаешь?
– Мне кажется, ты имеешь полное право разозлиться на
меня или очень сильно обидеться.
Динна видела, что в его глазах блестят слезы, и чувствовала,
что и ее глаза мокры, но Бен ни на секунду не отвел взгляд.
– Я чувствую и то, и другое, но это потому, что я тебя
очень люблю.
Динна кивнула, говорить она не могла и только молча обняла
его. Она не знала, сколько они простояли так, не в силах отпустить друг друга,
– казалось, несколько часов.
– Поедем сегодня в Кармел?
Было пять часов вечера. Бен лежал на животе и смотрел Динне
в лицо. Она только что проснулась, проспав около трех часов. В галерею Бен так
и не пошел – он предупредил, что его не будет всю неделю, и попросил Салли
взять всю работу на себя.
