— Здравствуйте, — сказала Джун и обернулась. — Я родственница вашего отца.
— Ах да, я вас видела тогда в кондитерской.
— С моим младшим братом. Ваш отец дома?
— Сейчас придет. Он вышел прогуляться.
Джун слегка прищурила синие свои глаза и вздернула решительный подбородок.
— Вас зовут Флер, да? Я слышала о вас от Холли. Что вы думаете о Джоне?
Девушка подняла розы к лицу, посмотрела на них и ответила спокойно:
— Очень милый мальчик.
— Нисколько не похож ни на меня, ни на Холли, не правда ли?
— Нисколько.
«Выдержанная», — подумала Джун.
И вдруг девушка сказала:
— Не можете ли вы рассказать мне, почему наши семьи не ладят между собой?
Поставленная перед вопросом, на который сама же советовала своему отцу ответить, Джун смолчала — потому ли, что эта девушка сама чего-то добивалась от нее, или просто потому, что не всегда человек поступает на деле так, как поступил бы в теории.
— Вы знаете, — продолжала девушка, — вернейший способ заставить человека выведать худшее — это держать его в неведении. Мой отец сказал, что ссора произошла из-за собственности. Но я не верю: и у нас и у них всего вдоволь. Они не вели бы себя, как мещане.
Джун вспыхнула. Это слово в применении к ее отцу и деду оскорбило ее.
— Мой дедушка, — сказала она, — был очень великодушен, и отец тоже; оба они нисколько не мещане.
— Так что ж это было? — повторила Флер.
Видя, что эта юная представительница семьи Форсайтов упорно добивается своего, Джун сразу решила помешать ей и добиться чего-нибудь для себя.
— Почему вы хотите знать?
Девушка понюхала розы.
— Я потому хочу знать, что от меня это скрывают.
— Хорошо. Ссора действительно произошла из-за собственности, но собственность бывает разная.
— Час от часу не легче. Теперь я действительно должна узнать.
По решительному личику Джун пробежала судорога.
Волосы, выбившиеся из-под круглой шапочки, растрепались. Сейчас она казалась совсем юной, словно помолодела от встречи.
— Зн-аете, — сказала она, — я видела, как вы бросили платок. Между вами и Джоном что-нибудь есть? Если да, откажитесь от этого.
Девушка побледнела, но все-таки улыбнулась.
— Если есть способ меня принудить, то во всяком случае не такой.
В ответ на это смелое заявление Джун протянула руку.
— Вы мне нравитесь; но я не люблю вашего отца; я никогда его не любила. Ведь мы можем говорить откровенно?
— Вы приехали, чтоб сказать ему это?
Джун засмеялась.
— Нет, я приехала, чтоб видеть вас.
— Как мило с вашей стороны!
Девушка хорошо парировала удары.
— Я в два с половиной раза старше вас, — сказала Джун, — но я вам вполне сочувствую. Возмутительно, когда человеку ставят палки в колеса.
Флер опять улыбнулась.
— Право, мне думается, вы должны все мне рассказать.
Как упорно этот ребенок гнет свою линию!
— Это не моя тайна. Но я испробую все, что от меня зависит, потому что, по-моему, и вы и Джон должны это внать. А теперь я с вами прощусь.
— Вы не подождете папу?
Джун покачала головой.
— Как мне попасть на тот берег?
— Я вас перевезу на лодке.
— Вот что, — порывисто сказала Джун, — когда будете в Лондоне, загляните ко мне. Возьмите мой адрес. По вечерам у меня обычно собирается молодежь. Но отцу лучше не говорите.
Девушка кивнула в знак согласия.
Наблюдая, как она управляется с веслами, Джун думала: «Она прехорошенькая и отлично сложена. Никогда бы я не подумала, что у Сомса будет такая красивая дочь. Они с Джоном составили бы очаровательную пару».
Инстинкт подбора пар, не нашедший в свое время удовлетворения, никогда не засыпал в Джун. Она стояла, наблюдая, как Флер гребет обратно; девушка выпустила весло, чтобы махнуть рукой на прощание, и с болью в сердце Джун побрела лугами над рекой. Молодое тянется к молодому, как гонятся стрекозы друг за дружкой, и любовь, как солнце, прогревает их насквозь. Ее молодость! Давным-давно, когда Фил и она... А с тех пор ничего! Ни в ком не нашла она того, чего искала. И так упустила жизнь. Но какая петля затягивается вокруг этих двух юных существ, если они и вправду любят друг друга, как думает Холли, как опасаются ее отец и Ирэн и даже, по-видимому, Сомс. Какая петля и какие препятствия! И тяга к будущему, живое презрение к минувшему — то, из чего образуется активное начало, — заговорили в сердце женщины, всегда считавшей, что то, чего хочешь сам, важнее того, чего не хотят другие. С высокого берега в теплой тишине лета она глядела на кувшинки, следила за листьями ветлы, за всплесками рыб; вдыхая запах травы и таволги, думала, как принудить каждого быть счастливым. Джон и Флер! Бедные неоперившиеся утятки — желтенькие, несчастненькие! Как их жалко! Несомненно, можно что-то сделать. С таким положением нельзя мириться. Джун пошла дальше и пришла к вокзалу разгоряченная и сердитая.
В тот же вечер, следуя своей склонности к прямому действию, из-за которой многие ее избегали, она сказала отцу:
— Папа, я ездила посмотреть на Флер. Я ее нахожу очень привлекательной. Нехорошо нам прятать голову под крыло.
Джолион, пораженный, отставил свой ячменный кофе и сгреб в кулак бородку.
— Но ты именно это и делаешь, — сказал он. — Представляешь ты себе, чья она дочь?
— Мертвое прошлое пусть хоронит своих мертвецов .
Джолион встал.
— Есть вещи, которые нельзя похоронить.
— Я не согласна, — сказала Джун. — Это то, что стоит на пути ко всякому счастью и прогрессу. Ты не понимаешь нашего века, папа. Он отбрасывает все изжитое. Почему тебя так страшит, что Джон узнает все о своей матери? Кто теперь придает значение таким вещам? Брачные законы и посейчас те же, какими были в то время, когда Ирэн и Сомс не могли получить развода и пришлось вмешаться тебе. Мы ушли вперед, а законы остались на старом месте. Поэтому никто с ними не считается. Брак без приличной возможности его расторжения — это одна из форм рабовладельчества; человек не должен быть собственностью человека. Теперь каждый это понимает. Если Ирэн нарушила подобный закон, что в этом дурного?
— Не мне возражать, — сказал Джолион, — но дело совсем не в том. Дело в человеческом чувстве.
— Конечно! — вскричала Джун. — В человеческом чувстве этих двух молодых созданий.
— Моя дорогая, — ответил Джолион мягко, но чувствуя, что теряет терпение, — ты говоришь вздор.
