– Что за вопрос! Но я не люблю терять время. Возьмём машину.
Сидя в такси напротив молодых, Халлорсен весь излучал изумление и благожелательность.
– Вы действовали с потрясающей быстротой, капитан!
– Это всё Джин.
– О да, – сказал Халлорсен, как будто её и не было в машине, – когда я встретился с ней в Липпингхолле, я сразу увидел, что она – энергичная особа. Ваша сестра довольна?
– Довольна она. Джин?
– Надеюсь.
– Замечательная юная леди! Знаете, в низких зданиях есть что-то приятное. Ваш Уайтхолл вызывает у меня симпатию. Чем больше солнца и звёзд можно увидеть с улицы, тем выше моральный уровень народа. Вы венчались в цилиндре, капитан?
– Нет, так, как сейчас.
– Жаль. В нём есть что-то забавное: он похож на символ проигранного дела, водружённый вам на голову. Вы, кажется, тоже из старинной семьи, миссис Черрел? В таких семьях у вас принято из поколения в поколение служить своей стране. Это очень достойный обычай, капитан.
– Я над этим не задумывался.
– В Липпингхолле я беседовал с вашим братом, мэм. Он рассказал, что у вас в семье испокон веков кто-нибудь обязательно служит во флоте. А у вас, капитан, – в армии. Я верю в наследственность. Это и есть министерство иностранных дел?
Халлорсен взглянул на часы.
– Интересно, на месте ли этот парень? У меня сложилось впечатление, что такие люди всю свою работу делают за едой. Пойдём-ка лучше в парк и до трёх посмотрим на уток.
– Я только занесу ему эту карточку, – сказала Джин.
Вскоре она вернулась:
– Его ждут с минуты на минуту.
– Значит, он явится не раньше чем через полчаса, – заметил Халлорсен. – Там есть одна утка. Я хотел бы слышать ваше мнение о ней, капитан.
Пересекая широкую дорожку, ведущую к пруду, они чуть не стали жертвой неожиданного столкновения двух автомобилей, водители которых растерялись в непривычной обстановке. Хьюберт судорожно прижал к себе Джин. Лицо его побелело под загаром. Машины разъехались. Халлорсен, успевший схватить Джин за другую руку, сказал, нарочито растягивая слова:
– Ещё немного, и дело кончилось бы плохо.
Джин промолчала.
– Я иногда спрашиваю себя, – снова заговорил американец, когда они подошли к уткам, – окупается ли скорость теми деньгами, которые мы на ней зарабатываем. Что вы думаете, капитан?
Хьюберт пожал плечами:
– Число часов, которые мы теряем, разъезжая в автомобилях вместо поезда, в общем равно тому, которое мы выигрываем с их помощью.
– Верно, – согласился Халлорсен. – Самолёты – вот что реально экономит время.
– Сначала подведите окончательный итог, а потом уж расхваливайте их.
– Вы правы, капитан. Мы держим курс прямиком в ад. Следующая война дорого обойдётся тем, кто примет в ней участие. Допустим, Франция сцепится с Италией. Не пройдёт и двух недель, как не останется ни Рима, ни Парижа, ни Флоренции, ни Венеции, ни Лиона, ни Марселя. Они превратятся в заражённые пустыни. А флот и армия, может быть, не успеют даже открыть огонь.
– Да. Все правительства это знают. Я – военный, но я не понимаю, зачем они продолжают тратить сотни миллионов на солдат и матросов, которых, видимо, никогда не пустят в дело. Если жизненные центры страны разрушены, армией и флотом управлять нельзя. Сколько продержатся Италия и Франция, если подвергнуть газовой атаке все их большие города? Англия и Германия не протянули бы и недели.
– Ваш дядя, хранитель музея, уверял меня, что при современных темпах человек снова быстро опустится до уровня рыбы.
– Рыбы? Каким образом?
– Очень просто: двигаясь по эволюционной лестнице в обратном направлении – млекопитающие, птицы, пресмыкающиеся, рыбы. Мы скоро станем птицами, в результате этого начнём пресмыкаться и ползать и кончим где-нибудь в море, когда суша станет необитаемой.
– Почему бы не закрыть воздух для войны?
– А как его закроешь? – вставила Джин. – Государства не доверяют друг другу. Кроме того, Америка и Россия не входят в Лигу наций.
– Мы-то, американцы, согласились бы войти. Но наш сенат, пожалуй, заартачится.
– Сенат у вас, кажется, вечный камень преткновения, – проворчал Хьюберт.
– Такой же, каким была ваша палата лордов, пока её не отхлестали в тысяча девятьсот десятом. Вот эта утка.
Халлорсен указал на редкую птицу. Хьюберт долго рассматривал её.
– Я стрелял таких в Индии. Это… Забыл, как её называют. Идёмте. До неё можно дотянуться с мостков. Подержу в руках – тогда вспомню.
– Нет, нет, – запротестовала Джин. – Сейчас четверть четвёртого. Он, наверно, уже на месте.
И, не определив породу утки, они возвратились в министерство иностранных дел.
Манера Бобби Феррара здороваться пользовалась широкой известностью. Он вздёргивал руку антагониста кверху и оставлял её висеть в воздухе. Не успела Джин водворить свою руку на место, как сейчас же приступила к делу:
– Вам известна эта история с выдачей, мистер Феррар?
Бобби Феррар кивнул.
– Вот профессор Халлорсен, который был главой экспедиции. Угодно вам взглянуть на шрам моего мужа?
– Очень, – сквозь зубы процедил Бобби Феррар.
– Покажи, Хьюберт.
Хьюберт со страдальческим видом вновь обнажил руку.
– Удивительно! – объявил Бобби Феррар. – Я же говорил Уолтеру…
– Вы виделись с ним?
– Сэр Лоренс просил меня об этом.
– А что сказал Уол… министр внутренних дел?
– Ничего. Он видел Бантама, а Бантама он не любит и поэтому отдал распоряжение на Боу-стрит.
– Вот как! Значит ли это, что будет выписан ордер на арест?
Бобби Феррар, погруженный в созерцание своих ногтей, кивнул.
Молодожёны посмотрели друг на друга.
Халлорсен с расстановкой спросил:
– Неужели никто не в силах остановить эту банду?
Бобби Феррар покачал головой. Глаза его округлились.
Хьюберт встал:
– Сожалею, что разрешил посторонним впутаться в это дело. Идём, Джин.
Он отдал лёгкий поклон, повернулся и вышел. Джин последовала за ним.
Халлорсен и Бобби Феррар стояли, глядя друг на друга.
– Непонятная страна! – воскликнул американец. – Что же нужно было делать?
– Ничего, – ответил Бобби Феррар. – Когда дело попадёт к судье, представьте все свидетельские показания, какие сможете.
– Разумеется, представим. Счастлив был встретиться с вами, мистер Феррар.
