Пёс подошёл к Динни, потом повернул голову в том направлении, где скрылся Уилфрид, и заскулил.
Подъехало такси. Пёс перестал скулить, бока у него заходили.
"Хозяин!" Спаниель натянул цепочку.
Уилфрид подошёл к нему. Цепочка ослабела. Динни почувствовала, что пёс разочарован. Затем цепочка опять натянулась, и животное завиляло хвостом, обнюхивая отвороты брюк Уилфрида.
В такси пёс уселся на пол, цепочка опустилась на ботинок Уилфрида. На Пикадилли его охватило беспокойство, и он положил голову на колени девушки. Эта поездка между Уилфридом и псом привела эмоции Динни в такое смятение, что, выйдя из машины, она облегчённо вздохнула.
– Интересно, что скажет Стэк? – усмехнулся Уилфрид. – Спаниель – не слишком желанный гость на Корк-стрит.
По лестнице пёс поднялся спокойно.
– Приучен к дому, – растроганно констатировала Динни.
В гостиной спаниель долго обнюхивал ковёр. Наконец установил, что ножки мебели не представляют для него интереса и что подобные ему здесь не проживают, и положил морду на диван, кося краем глаза по сторонам.
– Хоп! – скомандовала Динни. Спаниель вскочил на диван.
– Боже! Ну и запах! – ужаснулся Уилфрид.
– Давай выкупаем его. Ступай напусти воды в ванну, а я тем временем его осмотрю.
Динни придержала пса, который порывался вдогонку Уилфриду, и принялась перебирать ему шерсть. Она заметила несколько жёлтых блох, но других насекомых не обнаружила.
– Плохо ты пахнешь, мой хороший! Спаниель повернул голову и лизнул девушке нос.
– Ванна готова, Динни.
– Я нашла только блох.
– Если хочешь помогать, надевай халат, не то испортишь платье.
Уилфрид встал к ней спиной. Динни сбросила платье и надела голубой купальный халат, смутно надеясь, что Уилфрид обернётся, и уважая его за то, что он этого не сделал. Она закатала рукава и встала рядом с ним. Когда спаниеля подняли над ванной, собака высунула длинный язык.
– Его не стошнит?
– Нет, собаки всегда так делают. Осторожно, Уилфрид, – они пугаются всплеска. Ну!
Спаниель, опущенный в воду, побарахтался и встал на ноги, опустив голову и силясь устоять на скользкой поверхности.
– Вот шампунь. Это всё-таки лучше, чем ничего. Я буду держать, а ты намыливай.
Динни плеснула шампунем на чёрную, словно полированную спину, окатила псу водой бока и принялась его тереть. Эта первая домашняя работа, которую она делала сообща с Уилфридом, рождала в девушке чистую радость, она сближала её и с любимым и с его собакой. Наконец она выпрямилась.
– Уф! Спина затекла. Отожми на нём, шерсть и спускай воду. Я его придержу.
Уилфрид спустил воду. Спаниель, который вёл себя так, словно был не слишком огорчён расставанием с блохами, яростно отряхнулся, и обоим пришлось отскочить.
– Не отпускай! – закричала Динни. – Его нужно вытереть тут же в ванне.
– Понятно. Обхвати его за шею и держи.
Закутанный в простыню, пёс с растерянным и несчастным видом потянулся к девушке мордой.
– Потерпи, бедный мой, сейчас всё кончится и ты будешь хорошо пахнуть.
Собака опять начала отряхиваться.
Уилфрид размотал простыню.
– Подержи его минутку, я притащу старое одеяло. Мы его завернём, пусть обсыхает.
Динни осталась с собакой, которая пыталась выскочить из ванны и уже поставила передние лапы на край. Девушка придерживала их, наблюдая за тем, как из глаз животного исчезает накопившаяся в них тоска.
– Вот так-то лучше! Они завернули притихшего пса в старое армейское одеяло и отнесли его на диван.
– Как мы назовём его, Динни?
– Давай перепробуем несколько кличек. Может быть, угадаем, как его зовут.
Собака не откликнулась ни на одну.
– Ладно, – сказала Динни. – Назовём его Фошем. Если бы не Фош, мы никогда бы не встретились.
XVIII
Настроение, возобладавшее в Кондафорде после возвращения генерала, было тревожным и тяжёлым. Динни обещала вернуться в субботу, но настала среда, а она всё ещё находилась в Лондоне. Даже её слова: "Формально мы не помолвлены", – никому не принесли облегчения, потому что генерал пояснил: "Это просто вежливая отговорка". Под нажимом леди Черрел, жаждавшей точного отчёта о том, что произошло между ним и Уилфридом, сэр Конуэй лаконично ответил:
– Он почти всё время молчал. Вежлив, и, скажу честно, похоже, что не из трусливых. Отзывы о нём тоже прекрасные. Необъяснимый случай!
– Ты читал его стихи, Кон?
– Нет. Как их достать?
– У Динни где-то есть. Страшно горькие… Сейчас многие так пишут. Я готова примириться с чем угодно, лишь бы Динни была счастлива.
– Динни рассказывала, что у него в печати поэма, посвящённая этой истории. Парень, должно быть, тщеславен.
– Все поэты такие.
– Не знаю, кто может повлиять на Динни. Хьюберт говорит, что потерял с ней контакт. Начинать семейную жизнь, когда над головой нависла гроза!
– Мне кажется, мы, живя здесь, в глуши, перестали понимать, что вызывает грозу, а что нет, – возразила леди Черрел.
– В таких вопросах не может быть двух мнений, – по крайней мере, у людей, которые идут в счёт, – отрезал генерал.
– А разве в наши дни такие ещё сохранились? Сэр Конуэй промолчал. Затем жёстко произнёс:
– Аристократия осталась костяком Англии. Всё, что держит страну на плаву, – от неё. Пусть социалисты болтают что угодно, – тон у нас задают те, кто служит и хранит традиции.
Леди Черрел, удивлённая такой длинной тирадой, подняла голову.
– Допустим, – согласилась она. – Но что же всё-таки делать с Динни?
Сэр Конуэй пожал плечами:
– Ждать, пока не наступит кризис. Оставить её без гроша – устарелый приём, да о нём и вообще не может быть речи, – мы слишком любим Динни. Ты, конечно, поговори с ней, Лиз, если представится случай…
У Хьюберта и Джин дискуссия по этому вопросу приняла несколько иной оборот.
– Ей-богу. Джин, мне хочется, чтобы Динни вышла за твоего брата.
– Ален уже переболел. Вчера я получила от него письмо. Он в Сингапуре. По всей видимости, там у него кто-то есть. Дай бог, чтобы незамужняя. На Востоке мало девушек.
– Не думаю, чтобы он увлёкся замужней. Ален не из таких. Может быть, туземка? Говорят, среди малаек попадаются очень недурные.
Джин скорчила гримаску:
– Малайка после Динни! Затем помолчала и прибавила:
– А что, если мне повидаться с этим мистером Дезертом? Уж я-то ему объясню, что о нём подумают, если он втянет Динни в эту грязную заваруху.
