Их торжественно проводили внутрь, и у Грейс предательски
дрожали коленки, когда она здоровалась за руку с президентом и его супругой. На
приеме присутствовали и люди, которых Чарльз знал. Он все время держал Грейс
под локоток, пытаясь придать ей храбрости, и представил по очереди известным
адвокатам и конгрессменам. Один старый знакомый Чарльза из Нью-Йорка
поддразнивал его, предложив ему попробовать себя в большой политике. Когда-то
он был совладельцем юридической фирмы вместе с Чарльзом.
– Думаю, это не для меня. Я слишком занят. Отвожу
детишек в школу и садик и сижу на телефоне по делам Грейс, – отшутился
Чарльз. Но чувствовал он себя здесь в своей тарелке, даже непринужденно
поболтал с президентом, который сказал, что хорошо знает его фирму, и похвалил
Чарльза за блестяще проведенное дело, связанное с государственными контрактами.
После обеда были танцы, а потом детский хор исполнил
рождественские гимны. Таких красивых и нарядных детишек, да еще в таком
количестве, Грейс никогда не видывала и на мгновение ощутила острую тоску по
дому…
В конце вечера конгрессмен снова разыскал Чарльза и еще раз
попросил подумать:
– На политической арене тебя очень не хватает, Чарльз.
Буду рад подробно поговорить с тобой на эту тему в любое время.
Но Чарльз продолжал настаивать, что вполне доволен работой в
своей фирме, конгрессмен же упорно гнул свою линию:
– Мир очень велик, а Парк-авеню и Уолл-стрит лишь малая
его часть… Но, сидя в башне из слоновой кости, легко об этом забыть. Ты сможешь
многое сделать, ты даже не представляешь, сколько еще насущных и нерешенных проблем…
Я позвоню тебе сам.
Когда Чарльз и Грейс поехали в Виллард, было уже за полночь.
Вечер прошел превосходно, а Грейс получила прекрасную дорогую брошь в знак
признательности за ее бескорыстную помощь детям.
– Придется показать ее малышам, когда они станут
жаловаться, какая мама нехорошая, – улыбнулась Грейс, кладя ее на стол в
гостиничном номере и любуясь драгоценностью. Теперь и она была рада, что они
приехали сюда. Ей было по-настоящему приятно. Уже лежа в постели, они
беседовали о том, как здорово и непринужденно чувствовали себя в обществе
президента, первой леди и прочих знатных людей. Грейс спросила Чарльза о его
приятеле-конгрессмене.
– Роджер? Он был моим партнером по фирме. Порядочный
человек. Мне он всегда был симпатичен.
– А как насчет его предложения? – Ее очень
интересовало, как отреагирует Чарльз.
– Это о том, чтобы вдариться в политику? – Чарльза
это позабавило. – Нет, не думаю…
– А почему бы и нет! Поручусь, ты будешь великолепен.
– А потом стану президентом. А ты будешь самой красивой
первой леди за всю историю Штатов! – Он любовно поцеловал жену, и она
страстно ответила на его поцелуй.
Они возвратились в Нью-Йорк в два часа дня на следующий
день. Чарльз, пребывая в лирическом настроении, решил не ездить в офис. Вместо
этого они вместе с Грейс поехали прямо домой, где дети с восторгом встретили
их. Они скакали вокруг родителей и наперебой спрашивали, что папа с мамой им
привезли.
– Совершенно ничего, – не моргнув глазом соврал
Чарльз – и дети притворно заныли. Уж кто-кто, а они-то прекрасно знали
родителей! Чарльз и Грейс накупили им игрушек и сувениров в аэропорту. Всякий
раз, когда Чарльз ездил в командировки, он что-нибудь привозил им – не было еще
такого случая, чтобы он вернулся с пустыми руками. А Грейс рассказывала детям
про Белый дом, и про чудесный детский хор, и про изумительную рождественскую
елку, сверкающую огнями на лужайке перед Белым домом.
– А что пели дети? – спрашивал Эндрю, но вот
Абигайль, как истинную маленькую леди, интересовало больше как они были одеты.
Ей как-никак уже исполнилось пять, а старшему брату – шесть.
До Рождества оставалась всего неделя, и в ближайший уик-энд
они торжественно установили в доме елку. Грейс и Чарльз украшали верхушку
деревца, а дети помогали там, куда могли дотянуться, развешивая длиннейшие
гирлянды из поп-корна и клюквы, – это была их домашняя традиция, которую
они обожали.
Грейс повела их на каток в Рокфеллер-центре, потом они
поехали посмотреть на Санта-Клауса в Сакс, затем они любовались роскошно
украшенными витринами на Пятой авеню, а потом заехали к папе на службу и
уговорили его вместе с ними пообедать. Все вместе отправились в парк, где
лакомились горячими булочками с сосисками, ароматным мороженым и содовой. Грейс
заказала банановое мороженое, и Чарльз от души расхохотался, припоминая их
первый совместный уик-энд. На этот раз она доела все без остатка, и Чарльз
похвалил ее за успешное членство в «клубе чистых тарелок».
– Ты надо мной смеешься? – хихикнула Грейс. На
носу у нее красовалась белая «кнопочка» из взбитых сливок. Абигайль тоже
захихикала, глядя на мать. Даже серьезному Эндрю это очень понравилось.
– И не думаю! Мне кажется, это просто великолепно, что
ты ничего не оставила. – Чарльз улыбался, чувствуя себя молодым и
необыкновенно счастливым.
– Будь паинькой, а не то закажу еще порцию!
Но Грейс была такой же стройной, как и прежде. После Нового
года она начала жаловаться, что не может влезть ни в брюки, ни в платья… Она
подолгу просиживала на телефоне во время каникул, зная, что это самое тяжелое
время для «проблемных» семей и беззащитных детей, – она хотела как можно
больше сделать сама. И подобно всем другим телефонисткам, в это время она вовсю
лакомилась печеньем и попкорном – особенно на Рождество.
– Я так жутко растолстела, – вздыхала она
горестно, с трудом застегивая джинсы, – она собиралась пойти в парк
прогуляться.
– Многие женщины отдали бы душу дьяволу, лишь бы быть
такими «толстухами», как ты.
Невзирая на то что она уже дважды стала матерью и
отпраздновала в этом году тридцатилетие, Грейс все еще выглядела как настоящая
фотомодель. А Чарльзу только что исполнилось пятьдесят, и он был очень
интересным мужчиной.
Они были очень красивой парой – многие оборачивались им
вслед, когда они проходили по улице. На голове Грейс красовалась пушистая лисья
шапка, она была одета в лисий полушубок, рождественский подарок мужа. Одеяние
это было весьма подходящим для морозной нью-йоркской зимы.
Парк был весь завален снегом, и они предусмотрительно
оставили детей с няней дома. Супруги любили эти долгие прогулки по
воскресеньям, порой они брали такси и ехали в Сохо, а там заходили в уютное
кафе или бродили по галереям, любуясь живописью и скульптурами…
Но этим вечером они решили просто пройтись и рука об руку
дошли до отеля «Плаза». Потом решили выпить по чашке горячего шоколада в
«Палм-Корт». И, не разнимая рук, вошли в элегантный старый отель, тихонько
беседуя.
– Дети не простят нам, если узнают, – виновато
сказала Грейс.
И Эндрю, и Абигайль просто обожали «Палм-Корт». Но сидеть
здесь вдвоем с Чарльзом… это было так романтично. Грейс взахлеб рассказывала
мужу о своих наполеоновских планах на следующий год – она сражалась за новые
сферы влияния. За этим разговором она незаметно умяла целую тарелку печенья и
осушила две чашки горячего шоколада со взбитыми сливками. И тут же
почувствовала, что переборщила – ей стало дурно.
