Он все еще нежно смотрел на поднятое к нему лицо, а потом тихо спросил:
— Повторим?
Янси улыбнулась мечтательно и ради убедительности обвила его руками. Боже, Томсон же понимает все без слов. Она и опомниться не успела, как он вновь прижался к ней губами, но на этот раз поцелуй был другим.
И раз уж она не оставалась безучастной и отвечала поцелуем на поцелуй, его губы уже были не только дарующими, но и жаждущими и внимающими, а Янси всем телом прильнула к нему. Ее целовали прежде, но она всегда сохраняла рассудок и знала, что не переступит запретную черту. Но чем крепче были поцелуи Томсона, тем ближе они были к тому невидимому барьеру, и, когда он увлек ее на диван, в ней проснулись новые и волнующие чувства. Ее внутреннее сопротивление, совершенно незаметно для самой Янси, оказалось преодоленным.
Она поняла только под ураганом поцелуев, которыми Томсон осыпал ей шею и плечи, что это как раз то, в чем нуждалась ее одинокая душа, изнывая в тоске в те дни, когда ей не доводилось увидеть его.
Томсон заглянул в ее страстные, зовущие глаза.
— Ты так хороша, Янси, — прошептал он, — обольстительна и…
И не докончив, поцеловал ее, гладя длинными чувственными пальцами ее плечи и скидывая бретельки. Янси была счастлива: она желанна и прекрасна для него. Но когда девушка почувствовала его руку, ласкающую ее грудь, а затем играющую твердым соском, в ней непроизвольно шевельнулось сомнение.
Однако, когда Томсон поднял голову, Янси нежно поцеловала его, и, когда он склонился к ней, целуя грудь, а потом взял губами отвердевший от возбуждения розовый сосок, девушка застонала от наслаждения.
У нее и в мыслях не было отказать ему. Да и как она могла сказать «нет», когда ей этого вовсе и не хотелось? Она любит его, а что может быть важнее?
Но было еще что-то, мешавшее ей, отчего ее брала досада. То ли ее внутренние убеждения, сложившиеся годами, то ли понимание, что ее любовь к Томсону безответна, — она была слишком взволнованна, чтобы разобраться в своих чувствах.
Единственное, что она понимала в тот момент: как бы ей ни хотелось оставаться в его объятиях, какое-то чувство сдерживало ее.
Она ощутила его руку на бедре.
— Томсон, — воскликнула она и поняла, что он уловил нотку сопротивления в ее вскрике; его рука замерла, он приподнял девушке подбородок.
— Янси? — спросил он, опершись на локоть и глядя на нее.
— Томсон, — жалобно проговорила она, — я знаю, что дала тебе… э-э… зеленый свет, но…
— Но ты не уверена?
Уже сидя рядом с ним и все еще желая вновь оказаться с ним на диване и чувствовать тепло его рук, Янси ощущала, будто что-то в ней все еще сопротивляется.
— Извини, — сказала она, и у нее вдруг стало противно на душе, особенно из-за того, что Томсон так понимающе воспринял ее нежелание продолжить.
Он улыбнулся, а ее сердце вспыхнуло любовью, когда он легким движением щелкнул пальцем ей по носу и сухо заметил:
— С тобой, Янси, нужно быть готовым к неожиданностям. — Он поднялся и взял голубой свитер. — Пойдем. Если отправишься в дорогу прямо сейчас, может, и удастся подремать пару часов.
Янси послушно натянула свитер.
— Извини, — повторила она, когда Томсон провожал ее к двери.
— Сможешь вести машину?
— Да, — ответила она, и, пока он открывал дверцу машины, холодный ночной воздух немного привел ее в чувство. Она взглянула на Томсона. — Спокойной ночи, мистер Уэйкфилд, сэр. — Она постаралась придать голосу веселый тон, но ее душевное равновесие вновь нарушилось, когда он, глядя на нее сверху вниз, наклонился и поцеловал ее в губы.
Потом быстро выпрямился.
— Поезжай домой, — строго приказал он.
И Янси поехала.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Янси не раз вспоминала в последующие дни его строгое «поезжай домой». И ей все чаще приходила в голову мысль, согревавшая ей душу, уж не пытался ли он прикрыться строгостью, дабы не выдать, что их ласки, их прощальный поцелуй взволновали его больше, чем можно было догадаться?
Но когда дни без него, хотя бы и молчаливого, слились в один долгий день и ей довелось увидеть его только мельком, она решила, что принимает желаемое за действительное. Если Томсон и был увлечен и взволнован, то он проявляет это своеобразно. Ей было прекрасно известно, что он на работе и время от времени звонит и просит прислать шофера. Но не ее!
Увы, Янси пришлось познать горькую истину, что любовь — сущее страдание. Обиды, надуманные опасения, ревность — о, это далеко не все. Она пыталась доказать себе, что не влюбилась в этого бессердечного тирана, но поняла, что себя не обманешь. Момент, когда он снял пиджак и накинул на нее, все решил: она любит его, и с этим ничего не поделаешь. И влюбившись, инстинктивно понимает, что ей хочется быть только с ним. Она не сомневалась, что пришла бы в ярость, посмей другой поцеловать ее так, как делал это он. Это принесло ей огромное облегчение, и не только потому, что в ней заговорили все естественные желания, которые пробуждаются во влюбленной женщине; Янси теперь знала, что ей нечего опасаться стать похожей на свою ветреную, непостоянную в любви мать или тетушек. Она поняла, что она не из тех, кто все позволяет, и никогда такой не будет.
Но, любя Томсона, она сможет отдаться полностью, только когда почувствует, что он искренне желает этого. Да, она изголодалась по любви — его любви. Чувство к нему крепло в ней исподволь. Но ведь Томсон не любит ее! Для него ее страсть — эпизод, не имеющий никакого значения.
Однако, несмотря на уныние, Янси видела, что жизнь продолжает идти своим чередом. Она без опозданий отвезла мистера Клементса в аэропорт. Мэтью Грант, взяв ее адрес у Гривеля, прислал ей букет цветов в знак признательности, у него снова все наладилось с бывшей возлюбленной. Мать Фении по-прежнему держалась холодно с дочерью, а Астра, как всегда, была загружена работой. «Как и один мой знакомый», — вздохнула Янси, раздумывая, как долго еще Томсон будет бойкотировать ее. Как еще можно назвать это? Он ни разу не попросил ее вести машину — Янси для него не существует!
Выручило ее чувство гордости. Что ж, равнодушен? Ее это нисколько не трогает! Обратись он сейчас с просьбой отвезти его, она ни за что не повезет. Вчера опять звонил Ральф, умоляя вернуться: Эстелла обидела экономку, и та ушла. Ральф сказал, что если ей неприятно получать деньги на содержание, то он готов платить ей за работу, но как бы то ни было, ему хотелось, чтобы она вернулась. Так-то вот, надменный мистер Томсон Уэйкфилд, я найду новую работу, если захочу.
Янси оторвалась от бумаг, которые заполняла — ясное дело, всем доводилось заполнять бланки, — и увидела Кевина Визи, направлявшегося к ней. Она приклеила на лицо улыбку.
— Что скажешь насчет поездки в Манчестер? — спросил он.
