— Это, наверное, Оливер хочет предупредить, что задержится, — язвительно заметил Йорк.
— Возможно, — солгала она.
— А ты не думаешь, что не ответить ему будет невежливо?
С каких это пор Йорк Макиннон стал беспокоиться о вежливости?
— Но еще более невежливо будет беседовать с моим приятелем, когда мой жених стоит и слушает! — сухо ответила Сабина, думая, когда же мама повесит трубку, и обнаружила, что Йорку этот трезвон тоже надоел.
Он быстро прошел в гостиную.
— Ты не хочешь, чтобы я…
— Да ты с ума сошел! — воскликнула Сабина, бросаясь к нему, потому что увидела, что он решил поднять трубку. Господи, ведь мать замучает ее вопросами!
Она налетела на него, когда он резко остановился, потому что телефон замолчал. Йорк повернулся и поймал ее, иначе она, потеряв равновесие, упала бы.
— Он так много для тебя значит? — зло прорычал Йорк.
Ее сердце бешено забилось. От одного только его прикосновения Сабина ослабла.
— Не все мужчины свиньи! — бросила она. О Господи, до чего он красив!
— Свинья или нет… но этот вид, в каком ты ждала своего приятеля… А ведь ни один мужчина не распалил тебя так, как я… — Йорк не мог дольше говорить.
Он неотрывно смотрел на нее, сжимая ее талию, словно старался сдержаться, — и у Сабины вдруг снова закружилась голова. И когда губы Йорка нашли ее губы, она уже ни о чем не думала.
Сильные руки обхватили ее; Йорк крепко сжимал ее в своих объятиях. Она — так любившая его — страстно отвечала на его поцелуи. О Господи, какое это счастье — оказаться в его объятиях! Быть любимой им… Но Йорк ее не любит!
Сабина постаралась отогнать эту мысль от себя. Пусть он ее не любит — неважно. Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как он в последний раз обнимал ее, а ей было жизненно необходимо чувствовать силу его рук, его прикосновения.
Йорк прижал ее к себе, и Сабина отчаянно прильнула к нему. Его сильное тело было так близко — она даже не ощущала тонкой преграды из одежды между ними.
Сабину уже захлестывало безумное желание, когда Йорк оторвался от ее губ и, пока руки его ласкали ее спину, стал покрывать быстрыми нежными поцелуями ее шею.
Голова у нее кружилась, все тело горело как в огне, но внезапно откуда-то из глубины подсознания всплыла мучительная мысль, что он ее не любит, — как раз тогда, когда Йорк сдвинул тонкую ткань с ее плеча.
Сабина уже почти ничего не сознавала — кроме того, что Йорк покрывал легкими поцелуями ее плечо. И что вдруг заставило ее сжаться, она не знала, — скорее всего, ее упрямое подсознание, так некстати вмешавшееся… Сабина резко дернулась и оттолкнула Йорка от себя.
Она даже смогла отступить на шаг, хотя всем своим существом тянулась к нему… Сабина больше не чувствовала прикосновения его рук. А Йорк смотрел на нее, словно не веря в то, что она сделала.
Рассудительность в Сабине возобладала, когда сильные и надежные руки Йорка разжались. И эта же рассудительность заставила Сабину надменно и с вызовом — пусть и срывающимся голосом — заявить:
— Я согласилась быть твоей невестой, и не более. Тебе, пожалуй, лучше уйти.
Ее высокомерный тон, по-видимому, понравился ему не больше, чем сами слова. Когда же дело доходило до высокомерия, то тут Йорку не было равных. Метнув на нее сверкающий взгляд, в котором она увидела больше ярости, чем страсти, Йорк в своей излюбленной жесткой манере сказал:
— Когда я захочу от тебя большего, дорогая, я дам тебе знать.
Сабине в этот вечер не пришлось думать, чем себя занять. Услышав звук хлопнувшей входной двери, опустошенная, она рухнула в кресло.
Так она просидела очень долго. Она уже не сомневалась, что Йорк — представься случай — может захотеть ее, находя физически привлекательной. Да, захотеть… Но не больше.
Правда причиняла нестерпимую боль, однако к этому придется привыкнуть. Йорк только что ясно показал ей, что, как бы ему ни было приятно проводить с ней время, он всегда будет держать себя под контролем. И, кроме приятного времяпрепровождения, между ними ничего не будет.
Она была уверена, что Йорк, как он и сказал, никогда не захочет от нее большего. Такой, какая она есть, он никогда ее не полюбит. Но почему от этого так больно? Сабина отлично знала почему.
Глава восьмая
Оказывается, жизнь все-таки продолжается… Пусть Сабине и хотелось убежать и спрятаться куда-нибудь, как раненому зверю, потому что Йорку никогда от нее ничего не понадобится, жизнь все равно продолжалась.
Минутку. Йорку от нее не надо ничего, кроме кольца. А кольцо она отдать не могла. Хорошо бы, снова подумала Сабина, чтобы подруга позвонила, хотя надежды на это было очень мало. Натали любит и любима, она сейчас путешествует вокруг света с единственным человеком, который ей нужен, и едва ли вспомнит о Лондоне.
С некоторым волнением Сабина набрала номер матери в четверг вечером.
— Привет, это я! — весело поздоровалась Сабина.
— Я звонила тебе вчера, — объявила ее мать, и Сабина задержала дыхание, пока та не начала рассказывать ей о своих делах. Значит, мать Йорка сдержала обещание и отложила на время идею праздничного ужина.
— Ничего, если я приеду домой на эти выходные? — спросила Сабина.
— С каких пор ты просишь на это разрешения?
Сабина еще раз подумала, что если бы мать хотя бы догадывалась о том, что происходит, то она не ограничилась бы телефонными разговорами.
Сабина почти не спала, а когда день сменил беспокойную ночь, начала впадать в отчаяние. Временами ей до боли хотелось увидеть Йорка, но, принимая в расчет его последние слова, она удивлялась такому желанию. Иногда брала верх гордость, и Сабина твердила себе, что не должна быть такой слабой, а тогда Сабине больше всего хотелось вернуть Йорку кольцо и покончить со всей этой историей. С такими мыслями вполне можно было продолжать жить. Она ненавидела Йорка, ненавидела, но — гораздо сильнее любила… А это кольцо принадлежало не ей, и она не могла кому-нибудь отдать его без ведома Натали. Натали и так доставались одни лишь удары… О, жизнь снова превращалась в мучения…
Сабина поехала к родителям в субботу и в окружении двух любящих ее людей почувствовала себя несколько лучше. И однако ею владело какое-то беспокойство. Время в родном доме ползло ужасно медленно.
Ее стали мучить угрызения совести — ведь она радовалась окончанию выходных. Но из-за необходимости постоянно скрывать свою боль, вести себя так, словно никакой Йорк Макиннон не врывался в ее жизнь, не нарушал ее покой, Сабина испытывала желание вновь остаться наедине с собой.
Впрочем, и уединение не принесло облегчения. Вернувшись в свою квартиру в воскресенье вечером, Сабина почувствовала себя такой заброшенной, что не выдержала и позвонила Оливеру.