Она узнала, что венгры живут в этих краях уже около тысячи лет. На северо-востоке долины расположена высокая горная цепь Карпат, полукругом растянувшаяся от Чехии до Румынии.
— Вы родились в Венгрии? — спросила Элла, понимая, что пока еще ничего не знает о своем собеседнике.
— Родился, жил и учился здесь, — ответил художник.
Элла представила, как он, должно быть, блистал в своем училище изящных искусств или университете, она радовалась, что Золтана не очень раздражает ее любопытство.
Однако ее интерес к художнику становился почти неуправляемым, и вопросы готовы были сыпаться один за другим.
— Вы много путешествовали?
— Я бывал только в двух странах, кроме моей родины, — ответил он, и Элла залюбовалась улыбкой, осветившей его лицо. Она — то думала, что такой известный художник уже везде побывал.
— Ваши родители тоже живут в Будапеште?
— Нет, в западной части Венгрии, — ответил он просто. — Климат там более влажный, но им нравится.
— А у вас… — Внезапно она замолчала, решив не спрашивать, есть ли у Золтана братья или сестры. Судя по выражению его лица, он не сердился на ее вопросы, но Элла испугалась, что терпение его лопнет, если следующим объектом ее любознательности станут его дяди и тети. Лучше переменить тему. — Я хотела сказать, что уже наелась и не смогу осилить еще и пудинг.
К ее удовольствию, Золтан не понял ее уловки и предложил снова погулять. Она с готовностью согласилась.
Секунду или две Золтан смотрел прямо на нее с тем холодным равнодушием, которое она уже несколько раз замечала в его взгляде. Затем резко отвернулся и подозвал официанта. Вскоре они уже шагали по тропинкам парка, раскинувшегося на Будайских холмах. Иногда во время прогулки между ними завязывался короткий разговор, но большей частью они молчали.
Было уже около пяти, когда Золтан, внезапно остановившись, сказал:
— Я совершенно забыл о вашем традиционном английском чае! — И пока Элла, смеясь, пыталась возразить, что она может прекрасно обойтись и без чая, он привел ее в одно очень приятное кафе.
В 6 шесть часов вечера они вернулись домой. В холле Элла остановилась перед Золтаном и с благодарностью сказала:
— Это был замечательный день!
— Очень рад, — пробормотал он и посмотрел так, что у Эллы перехватило дыхание. Она почувствовала себя неловко и даже смутилась.
Господи! Никогда еще она так не хотела остаться одна.
— Мне пора на кухню. — Элла собралась было уйти, жалея, что после такого дня ей придется готовить еду. Но не успела она об этом подумать, как Золтан взял ее за руку и сказал:
— Думаю, будет лучше, если мы пообедаем сегодня в каком-нибудь ресторане.
Она смотрела на него, и сердце ее радостно забилось при мысли, что он хочет этот вечер провести вместе с нею. Однако вдруг ей пришло в голову, что он боится пробовать английскую кухню в ее исполнении. Обидно, конечно, но почему она так разволновалась?
— Э… звучит неплохо. Но как же Фрида и Освальд? Бедной женщине придется…
— Освальд — отличный повар, поверьте мне, — возразил хозяин дома.
— Ну, тогда все в порядке, — успокоилась она. И только очутившись в своей комнате, позволила себе улыбнуться. Я пойду сегодня с Золтаном в ресторан! Ах, как же мне этого хочется!
Элла чувствовала необычайный подъем от того, что пойдет в ресторан с Золтаном Фа-зекашем. Раньше она никогда не испытывала подобных чувств. Она частенько обедала в небольшой компании своих друзей и даже вдвоем с Джереми Крейвеном или с Берти Меррименом. Обоих молодых людей она знала чуть ли не с пеленок, но ни один из них, несмотря на общепризнанное обаяние, не вызывал в ней такого отклика.
Элла приняла душ, вымыла голову и успокоилась. Потом заглянула в гардероб, размышляя, что бы сегодня надеть. Вечернее платье или можно обойтись повседневным? Куда Золтан меня поведет? Эх, надо было раньше спросить…
В конце концов она разозлилась на саму себя: когда еще меня так занимал выбор туалета? Она надела нейтральное платье из темно-зеленого бархата с глубоким вырезом на спине, открывавшим ее нежную белую кожу. Потом украсила шею двойной нитью жемчуга — подарком родителей ко дню ее рождения.
Уже собираясь выйти из комнаты, девушка почувствовала, что почему-то ужасно нервничает. Ее взгляд упал на туалетный столик, где лежала маленькая картина, которую Золтан купил сегодня для лее. Внезапно вспомнив, каким прекрасным был этот день и каким приятным собеседником был Золтан, она успокоилась. С улыбкой на губах она взяла сумочку и вышла за дверь.
Элла спускалась по лестнице, когда в холле появился Золтан, увидел ее и резко остановился. Сердце Эллы забилось сильнее, и она тоже застыла на месте.
— Могу я сказать нечто совершенно очевидное? Вы прекрасны, — произнес он торжественным тоном, по-прежнему стоя на месте и не сводя с нее глаз.
Элла хотела было отшутиться: «Можете, в любое время», но слова застряли у нее в горле, и все, что ей удалось вымолвить, было тихое:
— Спасибо.
Золтан привез ее в один из самых известных будапештских ресторанов — «У Гунделя», расположенный в городском парке недалеко от площади Героев, где она гуляла накануне. Швейцар провел их через приемную в гардероб, а оттуда распорядитель проводил их в отдельный кабинет.
Вечер, с самого начала обещавший быть особенным, с каждой минутой нравился ей все больше. И виной тому был мужчина, сидевший напротив. Элла едва замечала, какие блюда ей подают, и, пока секстет музыкантов наигрывал цыганскую музыку, поглядывала на Золтана Фазекаша. Он мог бы опьянить сильнее, чем венгерское «Pinot Noir», которое они пили, — если бы, конечно, она ему позволила.
Но эта мысль показалась ей абсолютно нелепой. Для начала Золтан дал бы понять, что видит во мне нечто большее, нежели просто существо женского пола, с которым вынужден некоторое время общаться.
То, что он привез меня сюда обедать, ничего еще не значит, ведь у него заболела экономка. А то, что он считает меня красивой, говорит о том, что он смотрит на меня глазами художника, изучающего натуру.
Вокруг лилась цыганская музыка, и Элла никак не могла успокоиться. Подошел внимательный официант и наполнил ее бокал.
— Кёсёнём, — прошептала Элла и сделала над собой невероятное усилие, чтобы перестать думать о Золтане и сосредоточиться на цветах, стоящих на столе, в мягком освещении… И вдруг Золтан сказал нечто такое, от чего она снова заволновалась.
— Ну а теперь, — произнес он светским тоном, — вы раздумали уезжать?
Она взглянула на него, пытаясь понять, что он имеет в виду. Однако уже через секунду нашла выход из положения.
— О, я думала, вы забыли, — улыбнулась она, понимая, что этот потрясающий мужчина ничего не забыл и хочет продолжить разговор, оборвавший еще вчера за завтраком.
