— Никаких! Вы можете начать прямо сейчас, если хотите! — Она знала, что её слова звучат резко, что она снова напрашивается на неприятности, и попыталась сгладить .впечатление: — Просто…
— Лягте сегодня пораньше, — оборвал он ее. — Я не хочу рисовать черные круги у вас под глазами.
Выпив кофе, Элла поднялась. Но он и не собирался ее останавливать.
— Я лягу спать немедленно! — заявила она, но, прежде чем уйти, решила еще раз съязвить: — Может, мне надеть бальное платье прямо к завтраку?
На секунду ей показалось, что он сейчас рассмеется. Однако его лицо осталось серьезным.
— Забудьте о бальном платье.
— Почему?
— Я бы предпочел писать вас в том зеленом бархатном платье, в котором вы ходили со мной в ресторан, — ответил он и, пока она с изумлением смотрела на него, добавил: — Наденьте его после завтрака.
— Ну что ж, художнику виднее, — ответила она и проворно вышла из комнаты, чтобы он не заметил улыбку, готовую появиться на ее лице.
Если Золтан запомнил платье, которое она надевала только один раз, Значит, оно ей очень идет. Она с удовольствием вспоминала, как он застыл, увидев ее в тот вечер на лестнице, а потом сказал, что она красива. Видимо, это было правдой.
Элла поднялась к себе в комнату с трепещущим от радости сердцем.
Глава СЕДЬМАЯ
На следующее утро после завтрака Элла вернулась в свою комнату переодеться. Она с восторгом думала о том, что проведет несколько часов наедине с Золтаном.
Мастерская находилась на верхнем этаже дома, это была просторная светлая комната с огромными окнами.
— Подойдите и сядьте сюда. — Золтан указал на резную, обтянутую атласом кушетку. Она села, и он взял ее за руку. — Я думаю, лучше, если руки будут лежать на коленях, — проговорил он, и сердце Эллы забилось сильнее оттого, что он дотронулся до нежной кожи ее запястья.
Золтан с серьезным выражением лица сложил ее руки, как ему хотелось, и отошел туда, где на мольберте стоял приготовленный холст. Издали еще раз взглянул на нее и заметил:
— Вы сидите слишком напряженно. Расслабьтесь, Арабелла, вы ведь наделены прекрасной природной грацией.
Элле приятно было услышать о «природной грации», но она все равно чувствовала себя напряженной и неуклюжей и ничего не могла с собой поделать.
— Прошу прощения, — извинилась она, ей не хотелось, чтобы он рассердился. — Я стараюсь, честное слово! — Она и не подозревала, что так трудно просто сидеть и при этом выглядеть естественно.
К счастью, Золтан не рассердился, напротив, он улыбнулся, взял карандаш и предложил:
— Расскажите еще что-нибудь о себе, Арабелла.
— Вы уже все знаете обо мне, — ответила она с ослепительной улыбкой.
— Я уверен, что нет, — запротестовал он. — А чем вы обычно занимаетесь по вторникам, когда вы в Англии?
Ответить на этот вопрос было очень легко:
— По вторникам я работаю в магазине.
— Вы работаете в магазине?! А я думал, что вы…
— О, только два дня в неделю. Этот магазин принадлежит благотворительной организации, но у них всегда очень мало помощников… — Элла замолчала, увидев, как он потрясен. — А что я такого сказала? — быстро спросила дна.
— Милая маленькая Арабелла, мне кажется, я должен принести вам свои извинения.
— Очень приятно! — воскликнула она, радуясь, что он назвал ее милой маленькой Арабеллой. — Но за что вы должны извиняться?
— Вы помните тот наш разговор, когда я обвинил вас в прожигании жизни?
— Смутно, — ответила она, ее лицо было неподвижно, но глаза смеялись.
— Я думаю, что вы — кокетка, если я правильно употребил это слово, — заметил художник, впервые за все время засомневавшись в своем знании английского. — Из того, что я узнал о вас раньше и сейчас, я понял, что бывают дни, когда вы работаете до полного изнеможения!
— Действительно, бывали случаи, когда я чувствовала себя слишком усталой по вечерам, чтобы куда-нибудь выбраться и насладиться своим одиночеством.
Она обрадовалась, увидев, что в ответ он улыбнулся. У них завязалась долгая беседа о том, каким образом она «наслаждалась одиночеством». Элла рассказала о своей любви к опере и балету, о поездках на пикники, об увлечении лошадьми и о массе других приятных вещей. Вдруг она испугалась, что Золтан уже начал работать: он давно отложил карандаш и взял кисти, а она только сейчас это заметила, как и то, что совершенно расслабилась.
Что же за человек передо мной? — думала она. Видь он наречно втянул меня в беседу, чтобы снять напряжение.
Следующий час художник постоянно смотрел то на холст, то на нее. Иногда он отходил на несколько шагов от мольберта и смотрел на свою работу издалека, а затем снова разглядывал модель. Элле же казалось, что можно бесконечно долго изучать его сосредоточенное лицо, мужественный подбородок и высокий лоб.
Устав сидеть в одной позе, она пошевелилась.
— Не двигайтесь! — приказал он. Однако вскоре сам предложил: — Может, вы хотите отдохнуть?
— Нет, спасибо, — ответила она, решив, что такому хорошему художнику, как Золтан, во всем нужно подчиняться.
Она правильно поступила, отказавшись от отдыха, ведь он не стал настаивать и продолжил работу. Интересно, как вели себя люди, которые позировали Золтану до нее: они просили сделать перерыв? Элла решила быть терпеливой, как никто, — она ни разу не попросит отдохнуть.
Ей не терпелось узнать, как продвигается создание ее портрета, но она подумала, что это должно нервировать художника. Наверняка все другие просили разрешения взглянуть, а я буду вести себя совсем иначе!
Часа через два Элла уже здорово устала: спина ныла, руки затекли, но она продолжала упорно терпеть. По натуре она была довольно подвижной, и поэтому ей было трудно сидеть так долго в одной позе. А Золтан все рисовал, и она испугалась, что ей придется сидеть еще часов десять.
Как художник, Золтан знал каждый мускул в человеческом теле. Видимо, он заметил, что поза ее опять стала напряженной, и потому внезапно остановился.
— На сегодня мы закончим, — сообщил он. Подошел к большой раковине в углу студии и промыл кисточки, а затем ополоснул руки.
Теперь, наверное, он ждет, что я спрошу: «Можно мне взглянуть?» — подумала Элла, довольная, что приняла решение не походить на своих предшественниц.
— Сколько времени?
— Почти час, — ответил Золтан мягко и добавил, подходя: — Вы должны были остановить меня!
— Когда?
— Когда впервые почувствовали, что у вас ноет каждый мускул. Попробуйте пошевелиться, — заботливо предложил он. Элла попыталась и тут же сморщилась от боли. — А, у вас затекли плечи.
