— Хорошо, молчу. Только… только… — Она снова заколебалась.
— Ты случайно не боишься меня?
— И не мечтай! Я просто подумала… Раз уж ты так защищаешь свою тетю, думаю, тебе интересно будет узнать, что отец ненавидит писать портреты…
— Трепещу от волнения! Что же дальше? — немедленно откликнулся Холден.
— Отец терпеть не может портретов и никогда их не пишет, кроме как на заказ, чтобы заработать на жизнь. Лишь три раза в жизни он писал портреты по собственному желанию. Это были портреты матери, меня… и твоей тети. Выводы можешь делать сам.
— Еще один намек, что к тете Грейс он относится по особенному? — суховато спросил Холден.
Джазлин почти физически ощутила, как от него потянуло холодком.
— Да разве я осмелюсь? — фыркнула она и, вдруг почувствовав, что не может оставить его безнаказанным, продолжила: — Надеюсь, ты не задел ее чувств?
— Тети Грейс?
— Женщины, от которой прикрываешься мной, — промурлыкала Джазлин.
Холден мгновенно расплылся в улыбке, и девушке захотелось дать ему хорошего тумака.
— Ну разве я не говорил, что ты прелесть?
Джазлин не желала поддаваться лести. Это ничего не значит, говорила она себе. Холден обаятелен от природы и использует свое обаяние, когда ему это выгодно. И все же сердце сладко сжалось от неожиданного удовольствия. Почувствовав, что улыбка отразилась и на губах, Джазлин отвернулась и уставилась на освещаемые фарами газоны.
К тому времени, когда автомобиль свернул к ее дому, казалось, всякая враждебность между водителем и пассажиркой исчезла. Остановив машину, Холден открыл дверцу для Джазлин, взял у нее ключи и отпер входную дверь.
— Спасибо за приятную компанию, — сердечно поблагодарил он.
— Мне тоже было очень хорошо, — радостно ответила она.
И вдруг Холден склонился к ней. Сердечко Джазлин отчаянно забилось: сейчас поцелует! И действительно Холден ее поцеловал — в щеку. Коротким, дружеским, абсолютно целомудренным поцелуем. Словно какую-нибудь престарелую родственницу!
— Спокойной ночи, Джазлин, — охладил он ее ожидания и отворил дверь.
— Спокойной ночи, — поспешно ответила она и, проскользнув внутрь, захлопнула дверь за собой.
Никогда, никогда больше никуда она с ним не пойдет! Уф, как сердце колотится, даже больно. Нет, никогда! Подумать только — небрежно чмокнул в щечку, словно надоедливую кузину!
Подбежал Рембрандт и, желая выразить свою радость, начал тереться об ее ноги — судьба выходного платья Джазлин его не заботила.
— А ты почему не лаял? — одернула Джазлин пса-разгильдяя. — Тебе положено лаять на чужих!
И вдруг, забыв о клочьях собачьей шерсти на черном бархате, опустилась на колени и крепко прижала лохматую собачью голову к груди. Ей хотелось смеяться и плакать — она сама не знала почему.
Наутро Джазлин уже не понимала, что нашло на нее вчера вечером. Обижаться на родственный поцелуй в щеку! Да надо Бога благодарить, что Холден не вздумал целовать ее… ну, как-нибудь по-другому. И нечего воображать себе всякие глупости, от которых так бьется сердце! Никогда больше с ним не пойду… А с какой стати он станет ее приглашать? Разве что снова понадобится живой щит! Джазлин улыбнулась, к ней вернулось хорошее настроение. Все утро она провела за чисткой платья от собачьей шерсти.
Вечером настроение ей испортил звонок Тони Джонстона. Джазлин сказала Холдену правду: терпение ее было на пределе, и всякий раз она от души надеялась, что очередной звонок станет последним.
Но Тони звонил, не пропуская ни дня. Джазлин исчерпала весь запас вежливых слов. Ей не хотелось ссориться с Тони или жаловаться отцу, но и выслушивать его обиженно-слезливые стенания больше не было сил.
Делать нечего, придется попросить отца о помощи.
— Папа… — нерешительно начала она.
В тот же миг он заговорил:
— Знаешь, сегодня звонила Грейс… — и замолчал.
— Ты первый, — предложила Джазлин.
Отец кивнул.
— Сегодня мы с Грейс говорили по телефону. — Джазлин подозревала, что, когда Грейс не гостит у них, они с Эдвином часами висят на телефоне. — И Грейс сказала, что, поскольку погода стоит прекрасная и не похоже, чтобы в ближайшее время испортилась, она решила съездить недели на две в Гэмпшир отдохнуть.
От удивления Джазлин выпалила первое, что пришло на ум.
— С тобой? — воскликнула она.
— Умная девочка! — усмехнувшись, поддразнил ее отец. — Мы уезжаем в субботу.
От изумления Джазлин открыла рот: отец почти никогда не уезжал из дому!
— Желаю приятно провести время, — ответила она, не сомневаясь, что так и будет. — А номера в гостинице вы уже заказали?
— Мы будем жить не в гостинице. Грейс знает частный дом, где можно остановиться. Она говорит, что там хватит места для троих.
Джазлин широко раскрыла глаза.
— Хотите, чтобы с вами поехала и я?
— Я обещал Грейс, что поучу ее рисовать. Должен же кто-то присматривать за Ремми, пока она под моим руководством будет делать этюды для морских пейзажей! — Это уж точно, подумала Джазлин, за рисованием отец совершенно забывает о времени. — А так ты будешь рядом, и нам не придется беспокоиться, что глупый пес утонет в море или попадет в какую-нибудь переделку. И самой тебе полезно отдохнуть от работы. Грейс тоже хочет, чтобы ты поехала.
Но Джазлин не решалась ответить «да».
— Ты уверен?
— Конечно!
— Она сказала, две недели?
— Нет смысла ехать на более короткий срок, — ответил Эдвин.
Джазлин представила две недели в одиночестве, прерываемом только звонками Тони Джонстона. Пока отец дома, она чувствует себя в безопасности, но что будет, когда она останется одна? И вываливать на него свои проблемы сейчас, когда он собрался уехать, было бы просто нечестно. Значит, остается сбежать. Рано или поздно Тони Джонстону надоест названивать в пустой дом… Подумать только, какое счастье — две недели без телефона!
— О чем ты так напряженно размышляешь? — улыбнулся ей Эдвин Палмер.
— Так ты уверен, что вы с Грейс этого хотите? — в последний раз спросила Джазлин.
— Разумеется! Не хочу, чтобы Рембрандт скучал в одиночестве целыми днями, пока ты на работе, а в собачьем приюте ему вряд ли понравится.
— Отлично! — ответила она, чувствуя, как гора упала с плеч. — Ради блага Ремми попрошу отпуск!
Ее начальник, Морис Кайт, был немного ошарашен, когда Джазлин объявила, что хочет взять отпуск на две недели, начиная со следующей. Но когда, очаровательно улыбнувшись, Джазлин добавила, что понимает — о таких вещах нельзя предупреждать за два дня — и готова смириться с отказом, Морис растаял.
