– Я – демократ. А это сейчас немодно.
– Мой отец и я, мы тоже демократы. В Вашингтоне всем
хватит места. В этом-то все и дело. Ради всего святого, у нас пока
демократическое государство, а не диктатура.
Все-таки это ужасно глупо – он дома уже четыре часа, а они
спорят из-за политики и говорят о ее работе. А он хотел одного – почувствовать
себя дома и оказаться наедине с женщиной, которая бы его любила и понимала. Но
он не чувствовал себя дома, находясь здесь. Да у него теперь и нет ни дома, ни
работы. Он вдруг затосковал по армии, и это совершенно расстроило его. Находясь
в Корее, он только и мечтал поскорее вернуться домой. И вот... вернулся, но не
испытывает никакого счастья.
Спенсер оделся и спустился вниз. Через два часа он испытал
еще больший шок. Он не знал никого из тех двухсот человек, которых пригласили
на обед. Он не ожидал такого, и его отец сразу же почувствовал, что сын не
готов к этому сборищу. В добавление к перелету из Сеула это было уж слишком.
Вечером, лежа в постели, Спенсер никак не мог уснуть. Он тихо выбрался из дома
и пошел бродить по городу, вслушиваясь в кваканье лягушек. Каждый шорох
заставлял его вздрагивать, он инстинктивно порывался отпрыгнуть в сторону, опасаясь
снайпера. В конце концов он оказался на Норт-Бич.
Он стоял перед домом миссис Кастанья и с тревожно бьющимся
сердцем смотрел на окна Кристел. Это был тот самый момент, ради которого он так
стремился домой. Все окна были темными, и ему вдруг захотелось подняться наверх
и удивить ее. Но он все продолжал стоять и размышлять, почему она не отвечала
на его последние письма.
Дрожащей рукой он потрогал дверь, но она оказалась запертой,
тогда он решился и позвонил. Долгое время все было тихо, потом наконец
появилась женщина. Она выглядела заспанной и куталась в домашний халат.
– Да? Что вам угодно? – Она говорила с ним через
закрытую дверь, и он едва смог рассмотреть ее через стеклянную панель. Женщина
оказалась не очень старой и совсем непривлекательной.
– Я пришел повидать мисс Уайтт. – На нем была форма, и
это не могло вызвать сомнений в том, что он военный.
С минуту женщина растерянно думала и наконец покачала
головой. Ей казалось, что она знает всех своих жильцов, но потом вдруг
вспомнила:
– Она не живет здесь.
– Да нет же, живет, – сказал он настойчиво, а потом
вдруг понял, что она могла переехать. Его испугала мысль о том, что он теперь
не знает, где ее можно найти. – Ее комната – угловая наверху. – Он показал. Но
это было три года назад. Может быть, поэтому она не отвечала ему.
– Она уехала отсюда перед тем, как умерла моя мать. У
него даже сердце замерло. Значит, миссис Кастанья уже больше нет. Все
изменилось. Ему так долго пришлось ждать этого момента, а теперь Кристел
исчезла, и вместе с ней исчезло все, что было ему так дорого.
– Вы не знаете, куда она переехала?
Они все еще говорили через дверь, и женщина явно не
собиралась открывать ее. Уже слишком поздно, и она не знала его. Может, он
пьяный или какой-нибудь маньяк, ей незачем впускать его в дом. Это была одна из
незамужних дочерей миссис Кастанья, теперь она распоряжалась домом. Она подняла
плату за комнаты и подумывала о том, чтобы вообще продать его. Они с остальными
братьями и сестрами решили, что эти деньги им не помешают.
– Я не знаю, куда она съехала, мистер. Я ее ни разу не
видела.
– Она не оставляла адреса?
Женщина покачала головой и рукой сделала ему знак, чтобы он
уходил, ей очень хотелось поскорее вернуться в дом.
Спенсер медленно сошел с крыльца и еще раз взглянул на темные
окна. Да, Кристел уехала, и он не имел ни малейшего понятия, где ее теперь
искать.
Он вдруг решил, что сможет найти ее в ресторане, и
отправился к Гарри. Но, зайдя туда, увидел, что они закрываются. Все стулья
подняты, метрдотель натягивал пиджак, а двое официантов мыли полы.
– Извините, сэр, но мы уже закрылись. – Метрдотель
разозлился, когда вошел Спенсер. Двери должны были быть заперты, но,
по-видимому, кто-то забыл это сделать.
– Я знаю... извините... а Кристел здесь? – Задав этот
вопрос, он вдруг испугался. А что, если ее нет? А что, если с ней что-то
случилось? Все это время он думал только о себе, его интересовали какие-то
ничтожные проблемы. Он упустил ее из виду. И теперь одному Богу известно, что с
ней случилось.
Но метрдотель покачал головой, думая только о том, как бы
выпроводить Спенсера:
– Она уехала в Лос-Анджелес. Но вместо нее у нас поет
отличная девчонка. Приходите завтра вечером.
Однако Спенсер хотел увидеть только одну девчонку – ту,
которую любил, ту, мечты о которой помогли ему выжить в Корее.
– Я ее старый друг. Только что вернулся из Сеула... Вы
не знаете ее адреса в Лос-Анджелесе?
А может, она уже в Голливуде? Эта мысль разволновала его, он
еще сильнее захотел увидеть Кристел. Они так много не сказали друг другу, он
обязательно должен извиниться за свое молчание. Но метрдотель только покачал
головой – этот военный не вызывал в нем ни интереса, ни симпатии. Солдат,
вернувшийся из Кореи, его не интересовал.
– Нет. Гарри, наверное, знает. Но он ушел в отпуск на
две недели. Позвоните, когда он вернется.
– А как насчет... – Он напрягся, вспоминая имя, а потом
облегченно вздохнул. Да, несчастливый вечер. – Перл.... Она здесь?
– Она будет завтра в четыре. Позвоните ей в это время.
И послушайте, приятель, мне пора закрываться. Ну почему бы вам не позвонить
завтра? – Потом он вдруг добавил без всякой причины: – Я слышал, она теперь
снимается в кино. Я имею в виду Кристел. Жаль, что она не поет. Она была
первоклассной певицей. – Он слегка улыбнулся и по-дружески, но твердо
подтолкнул Спенсера к дверям. Тот понимающе кивнул в ответ.
Через несколько секунд он уже стоял на лестнице, так и не
зная, где искать Кристел. Посещение ресторана ничего не дало. Она уехала. В
Голливуд. Она всегда об этом мечтала. А он остался с Элизабет, так и не решив,
что, черт возьми, им делать дальше. А может быть, так даже лучше. Может быть,
сначала нужно принять решение разорвать брак, а уж потом встретиться с Кристел.
Эта мысль лежала у него на душе тяжелым камнем, когда он медленно брел по
городу в дом на Бродвее. Войдя в спальню, Спенсер обнаружил, что Элизабет
крепко спит. Ее не волновало, куда он ходил. Он разглядывал ее при слабом
свете, падающем из приоткрытых дверей ванной, и жена показалась ему такой
спокойной и умиротворенной. Он вдруг подумал о том, что ей может сниться, если
ей, конечно, что-нибудь снится... и вообще, снится ли ей когда-нибудь
что-нибудь? Она всегда такая деловая и уравновешенная. Даже его возвращение она
восприняла как светский прием, который был заранее запланирован и хорошо
организован. Она не проявила никаких нежных чувств, ни разу случайно не
прикоснулась к нему, не взяла трепетно за руку. Им так и не удалось заняться
любовью после приезда, и, если говорить правду, ему и не хотелось.
