— Всю первую половину апреля я проведу в командировке,
в Европе. Так что у нас будет время привыкнуть. Посмотрим, может быть, он здесь
долго не задержится. — В голосе его против воли прозвучала надежда.
— Стив крепче, чем ты думаешь. Умеет добиваться своего.
Знаю, это звучит ужасно… я люблю тебя, Кэл. Но настало время сравнить и понять,
какая любовь — настоящая. Та, что на протяжении пятнадцати лет связывала меня с
мужем, — или та, что связала с тобой. Пока что я не знаю ответа; думаю, не
знаешь и ты.
Кэл молчал, медленно наливаясь яростью. Он терпеть не мог
проигрывать… да нет, не в этом дело. Гнев его был глубже: он злился не на
Мередит, а на себя. Два месяца назад Кэл сказал правду: он любит ее. Но,
видимо, любит недостаточно. Ему не хватило смелости предложить ей руку. Вместо
этого он предпочел прятаться от реальности, делать вид, что никакого Стива нет,
и беспомощно ждать, когда шторм обрушится им на головы. Уже во второй раз он
терял любимую — и теперь не по ее вине, а из-за собственной глупости и
трусости.
— Я уеду еще до его приезда. И, пожалуйста, Мередит, не
увольняйся! Ты мне нужна.
— Спасибо, — просто ответила Мередит и поднялась с
места.
В глазах ее стояли слезы. Но она не потянулась к Кэлу за
утешением, не прижалась к его груди — просто окинула его последним долгим
взглядом, повернулась и пошла к дверям.
— Когда он улетает? — остановил ее у самой двери
вопрос Кэла.
— Завтра утром, — не оборачиваясь, ответила
Мередит.
Рука ее судорожно сжала дверную ручку, сердце отчаянно
забилось, но усилием воли она подавила неуместный порыв. Им с Кэлом больше не
быть вместе. Сказка кончилась, и теперь они — чужие друг другу. До тех пор,
пока она не разберется со Стивом. А может быть, и навсегда.
— Я тебе позвоню, — пообещал он.
Глупое сердце снова подпрыгнуло, и Мередит зажмурилась,
чтобы слезы не брызнули из глаз.
— Лучше не надо, — ответила она.
Кэл молчал. Мередит вышла, прикрыв за собой дверь.
Дома ее ждал Стив. Он рассказал — впрочем, без особой радости, —
что был в больнице и обо всем договорился. Весь вечер они разговаривали, делали
домашние дела, но, словно по обоюдному соглашению, не прикасались друг к другу.
В воскресенье утром Стив улетел. Проводив его, Мередит
рухнула на диван и долго сидела неподвижно, уставившись в стену. Надо было
ехать в город, подыскивать жилье, но у нее не было сил трогаться с места.
Стив стал для нее чужим: одна мысль о жизни с ним вызывала
отвращение. Но еще больше угнетала ее разлука с Кэлом. Ей казалось, что жизнь
кончена, что без Кэла все — и работа, и дом, и простые радости жизни — потеряет
смысл и превратится в тяжкое бремя.
От грустных размышлений ее отвлек звонок в дверь. На пороге
стоял Кэл — бледный, осунувшийся, с застывшим лицом и лихорадочно блестящими
глазами. «Я хочу ненавидеть тебя, — словно говорил его полубезумный
взгляд, — боже, как я хочу тебя возненавидеть! Но не могу».
Не говоря ни слова, он привлек ее к себе, поцеловал и, до
боли сжав ей руку, почти потащил в спальню.
— У нас осталось две недели, — вот и все, что он
сказал ей.
Слова эти прозвучали для Мередит как приговор. После
приговора — конец всему, конец их любви, их надеждам, их близости.
Весь день и всю ночь они провели в постели. Странной была
эта встреча: ни смеха, ни веселой возни, ни потаенного шепота влюбленных. Они
любили друг друга молча, и страсть их больше напоминала смертельную схватку.
Кэл распинал ее на постели, вонзаясь в нее яростными ударами, словно стремился
убить свою любовь, и Мередит отвечала на его движения горестными стонами,
похожими на крики раненой птицы.
Две недели. Это все, что у них осталось.
Глава 18
Вернувшись в Нью-Йорк, Стив первым делом позвонил в
больницу, чтобы узнать, на работе ли Анна. Дежурная сестра, сверившись с
расписанием, ответила, что доктор Гонсалес выйдет на работу во вторник. Сам же
Стив заступал на смену днем в понедельник; поэтому на следующее утро он
позвонил Анне и сказал, что хочет к ней зайти. Анна с радостью согласилась: от
звуков ее голоса у него защемило сердце, но Стив был настроен твердо: он принял
решение и должен его выполнить, чего бы это ни стоило.
Дверь отворила Анна, Фелисия была в школе. Едва взглянув ему
в лицо, Анна почувствовала: надвигается гроза. Он не улыбнулся ей, как обычно,
был непривычно серьезен и молчалив. Анна усадила его на кушетку и сварила кофе.
— Можно мне спросить, как прошли выходные? —
осторожно поинтересовалась она. — Или это не мое дело?
Она еще не понимала, что произошло, но по глазам Стива
видела: что-то изменилось. Странным показалось ей и то, что все три дня Стив не
звонил, а вернувшись в воскресенье вечером, не приехал прямо к ней.
— Хорошо, — ответил Стив, взяв у нее чашку и
поставив на столик. — По крайней мере, не так плохо, как в прошлый раз. У
нас с Мередит был долгий серьезный разговор.
— И как, договорились о чем-нибудь? — спросила
она, вглядываясь ему в лицо в тщетных попытках прочесть ответ.
Их роман длился уже месяц, и Анна хорошо изучила Стива. Но
иногда — особенно если речь заходила о Мередит и о Калифорнии — он словно
закрывался от нее, замыкался в себе. Анна не стремилась лезть в его личную
жизнь, но страдала оттого, что не может ему помочь.
— Да, думаю, договорились, — медленно, словно
взвешивая каждое слово, произнес Стив.
Он не видел смысла тянуть время. К чему ходить вокруг да
около? Чем дольше оттягивать неизбежный разрыв, тем больнее придется Анне. А
сейчас он меньше, чем когда-либо, хотел причинять ей боль.
Глубоко вдохнув, словно собирался нырнуть, Стив заговорил:
— Анна!
Анна вздрогнула. Таким голосом радостных вестей не сообщают.
Все, что ей осталось, — встретить удар с достоинством.
— Я уезжаю!
— Это не новость, — с напускным спокойствием
ответила Анна. Она старалась выиграть время, чтобы овладеть собой.
— Я хочу сказать, сейчас. Очень скоро. Через две
недели. Сегодня подаю заявление об увольнении.
— Ты… ты нашел себе работу?
Справиться с собой она так и не смогла. Голос звучал
спокойно, но в глазах плескался ужас зверя, попавшего в западню.
— Да, вроде того. Место рядового врача в команде
«Скорой помощи». Не бог весть что, но на первое время хватит. Анна…
Он подбирал слова тщательно, словно драгоценные бриллианты,
но сам понимал, что трудится впустую. Что бы он ни сказал, Анне будет больно, и
он не в силах смягчить эту боль. Точнее, в силах, но лишь одним способом —
порвать с ней как можно скорее. Он давно уже понял, что влюблен в Анну, и
видел, что и она с каждым днем все сильнее к нему привязывается. Вот почему он
решил уехать немедленно. Еще несколько недель — и расставание с ним нанесет
Анне удар, от которого она не скоро оправится.
