– О чем ты говоришь? Я вне игры? Да я единственный, кто играет! Я работал над, этим...
– Знаю, Терри. Но теперь все изменилось. После того как репортер позвонил Хиченсу, мне пришлось рассказать ему, что происходит, что мы делали. Он закатил истерику, но потом решил, что лучший выход – обратиться к Бюро.
– Отдел гражданских прав, Терри, – вставил Твилли. – Расследование действий копов – наш хлеб. Мы сможем...
– Твилли! Не надо вешать мне лапшу на уши. Я сам когда-то был в этом клубе, помните? И знаю, как оно бывает. Вы влезете, подхватите найденный мною след, а потом пройдетесь под ручку с Босхом перед камерами по дороге в тюрьму.
– Так все дело в этом? – спросил Фридман. – Слава? Похвалы?
– Тут можете не беспокоиться, Терри, – добавил Твилли. – Выставим перед камерами вас, если хотите.
– Я хочу не этого. И не зовите меня Терри. Мы практически не знакомы. – Маккалеб уставился на стол, качая головой. – Черт, я так долго мечтал прийти сюда, а теперь даже есть не хочется.
– Терри... – начала было Уинстон и замолкла.
– Что, ты хочешь сказать, что это правильно?
– Нет. Нельзя говорить, что это правильно или неправильно. Просто это так. Расследование теперь служебное. Ты не на службе.
Маккалеб неохотно кивнул. Он поставил локти на стол и закрыл лицо руками:
– Кто был этот репортер? – Не дождавшись ответа, он опустил руки и многозначительно посмотрел на Уинстон. – Кто?
– Тип по имени Джек Макэвой. Работает на "Нью таймс", альтернативный еженедельник, который любит копаться в дерьме.
– Знаю.
– Вы знаете Макэвоя? – встрепенулся Твилли.
В кармане куртки, повешенной на спинку стула, зачирикал сотовый телефон. И разумеется, застрял, когда Маккалеб попытался вытащить его. Он торопился, полагая, что это Грасиела. Кроме Уинстон и Бадди Локриджа, он дал этот номер только Брасс Доран из Квонтико, а с ней он дела закончил.
На пятом звонке он наконец ответил.
– Привет, агент Маккалеб, это Джек Макэвой из "Нью таймс". У вас найдется пара минут для разговора?
Маккалеб бросил взгляд на Твилли, гадая, слышен ли тому голос в телефоне.
– В общем-то нет. Я тут как раз занят. Как вы узнали этот номер?
– Я позвонил вам домой, ответила ваша жена. Она дала мне номер.
– Сейчас я говорить не могу.
– А когда? Это важно. Произошло кое-что, о чем я хочу...
– Перезвоните мне позже. Через час.
Маккалеб закрыл телефон и положил трубку на стол. Посмотрел на нее, ожидая, что Макэвой перезвонит сразу же. Репортеры всегда так.
– Терри, все в порядке?
Он посмотрел на Уинстон:
– Угу. Мой завтрашний клиент. Хотел узнать о погоде. – Перевел взгляд на Твилли. – Так о чем вы спрашивали?
– Вы знаете Джека Макэвоя? Репортера, который звонил капитану Хиченсу.
Маккалеб помедлил, посмотрев на Уинстон и снова на Твилли:
– Знаю. И вы знаете, что я его знаю.
– Да, дело Поэта. Вы участвовали в нем.
– По мелочи.
– Когда вы в последний раз говорили с Макэвоем?
– Ну... постойте-ка... пожалуй, пару дней назад.
Уинстон явственно напряглась. Маккалеб бросил на нее быстрый взгляд.
– Расслабься, а, Джей? Я наткнулся на Макэвоя на процессе Стори. Я пришел туда поговорить с Босхом; Макэвой работает там для "Нью таймс". Он поздоровался – мы не встречались пять лет. И я не говорил ему, что делаю и над чем работаю. В сущности, тогда я еще не подозревал Босха.
– Так. Он видел вас с Босхом?
– Определенно видел. Все видели. Прессы там тьма-тьмущая. Он упоминал обо мне твоему капитану?
– Если и упоминал, Хиченс не сказал мне.
– Ну хорошо, если это не ты и не я, откуда еще могла произойти утечка?
– Об этом-то мы вас и спрашиваем, – сказал Твилли. – Прежде чем заняться делом, мы хотим знать положение вещей.
Маккалеб не ответил. На него накатила волна клаустрофобии. Чертов разговор, чертов Твилли сидит прямо перед ним, а вокруг люди, ожидают столиков в маленьком ресторане. Терри казалось, что он не может дышать.
– А как насчет бара, куда вы ходили вчера вечером? – спросил Фридман.
Маккалеб откинулся на спинку стула и окинул его взглядом:
– А что насчет бара?
– Джей передала нам ваш рассказ. Вы там конкретно спрашивали о Босхе и Ганне, верно?
– Ага, верно. И что? По-вашему, барменша потом бросилась к телефону, позвонила в "Нью таймс" и спросила Джека Макэвоя? И все только потому, что я показал ей снимок Босха? Не городите ерунды.
– Э-э... в этом городе все связано с прессой. Люди всегда в курсе. Люди все время продают сплетни, информацию, сведения.
Маккалеб покачал головой, отказываясь признавать возможность, что барменше в жилетке хватило мозгов сопоставить все, что он говорил и делал, и позвонить репортеру.
Внезапно он понял, у кого могло для этого хватить мозгов и информации. Бадди Локридж. И если это Бадди, получается, что именно Маккалеб допустил утечку. У корней волос выступил пот, когда он подумал о Локридже, прятавшемся на нижней палубе, пока он рассказывал Уинстон об уликах против Босха.
– Вы что-нибудь пили в баре? Я слышал, вы каждый день принимаете кучу таблеток. Взаимодействие с алкоголем... "Болтливый язык топит корабли"
[21]
, помните?
Вопрос задал Твилли, но Маккалеб бросил острый взгляд на Уинстон. Его терзало предательство. Не успел он что-либо сказать, как увидел ее извиняющийся взгляд и понял, что Уинстон хотелось бы, чтобы все шло по-другому. Наконец он посмотрел на Твилли.
– Вы полагаете, что я перебрал с выпивкой и таблетками, а, Твилли? Думаете, в баре я распустил язык?
– Я так не думаю. Просто спрашиваю. Тут не на что обижаться. Я лишь пытаюсь выяснить, откуда этот репортер узнал то, что не должен был.
– Ну и выясняйте без меня. – Маккалеб резко отодвинул стул и встал. – Попробуйте лечон асадо, – сказал он. – Лучше в городе не найти.
Когда он вставал, Твилли перегнулся через стол и схватил его за руку.
– Бросьте, Терри, давайте поговорим.
– Терри, пожалуйста, – проговорила Уинстон.
Маккалеб вырвал руку. Посмотрел на Уинстон:
