— Порядок, — ответил ей Энди. — Ты выглядишь
усталой, мама. — Он всегда волновался за нее. Раньше-то она считала, что и
Брэд за нее беспокоится, но за последний час вера в его искренность рухнула
навсегда. Что же теперь делать?
— Я и вправду очень устала, дорогой. Алли так плохо.
— Я знаю. Но папа сказал, что она поправится. —
Слава «святому» папочке! А если она умрет? Но теперь остается только одно — это
касалось всех ее несчастий — подумать об этом после.
— Надеюсь.
Энди странно посмотрел на нее.
— То есть ты не совсем так думаешь? То есть с ней может
что-то случиться?..
— Я надеюсь, что все будет в порядке. — Пока она
могла сказать сыну только это.
Когда он расправился с пиццей, она посадила его к себе на
колени. Он был еще такой легкий и доверчивый, что прижимать его к себе было так
естественно и приятно. Им обоим стало хорошо. Ей больше всего сейчас хотелось
ощутить тепло своего ребенка.
— Я люблю тебя… — Малыш был так открыт, так
непосредствен!
— Я тоже люблю тебя. — У нее непроизвольно
полились слезы. Она думала не столько об Энди, сколько об Алли и Брэде.
После душа она уложила его и начала читать ему сказку. Потом
прилегла минут на десять в спальне, закрыла глаза и попыталась заснуть, но у
нее в голове крутилось столько мыслей… столько вопросов… об Алисой… о Брэде… об
их браке… о жизни и смерти… Она услышала, как открылась дверь, и, разлепив
веки, увидела в проеме двери Брэда.
— Могу я чем-нибудь помочь? — Он не знал, что еще
сказать ей — слишком много произошло всего, слишком многое было сказано, чтобы
они остались мужем и женой. Страшно подумать об этом, но и глупо делать вид,
что ничего не случилось. — Ты поела?
— Нет, я не голодна. — Она действительно
совершенно не хотела есть, и для этого было немало причин.
— Принести тебе что-нибудь из кухни?
Она помотала головой, стараясь не думать о его словах. Но
она не могла избавиться от мысли об этой женщине и восьми месяцах, что они
провели вместе. А до того? Наверное, был кто-то еще? Как долго он надувал ее?
Сколько их было? И почему — она разонравилась ему или просто наскучила?
Она вдруг осознала, что на ней до сих пор тот же старый
свитер и те же старые джинсы, а волосы спутаны после проведенной в госпитале
ночи. Да уж, куда ей соревноваться с двадцатишестилетней выпускницей Стэнфорда,
у которой нет забот и ответственности! Что они будут делать, когда этот уик-энд
кончится?
— А где вы с ней были? — Пейдж решила, пока Брэд
рядом, вытянуть из него как можно больше информации.
— Какая тебе разница? — Ему не понравился ее
вопрос, и Пейдж еще больше разозлилась.
— Просто хочется знать, где ты был, когда я не могла
тебя найти. — Интересно, куда они ходят? Пейдж чувствовала, что он уже
закрыт для нее, он — совершенно посторонний человек.
— Мы ездили в «Джон Гардинер».
К ее удивлению, он ответил! Это было ранчо с теннисными
кортами в Кармеле. Она только кивнула в ответ.
Но к тому времени, как он позвонил ей в госпиталь, он должен
был вернуться в городскую квартиру Стефани — иначе все равно не сумел бы так
быстро приехать в госпиталь. Некоторое время он молча стоял у двери. Но потом
решил все-таки продолжить разговор.
— Ты должна поесть, — сказал он, меняя тему. Ему
не хотелось обсуждать с ней свои отношения со Стефани.
Но Пейдж явно хотела узнать все до мельчайших подробностей,
эти сведения об их жизни со Стефани могли помочь ей понять, что же случилось.
— Я собираюсь принять душ и вернуться в
госпиталь, — тихо ответила она. Дома ей нечего больше делать — Энди
заснул, и ее место теперь только рядом с Алли.
— Тебе же сказали, что все равно к ней тебя не
пустят, — возразил Брэд.
— Мне все равно. Я просто хочу быть там, рядом с ней.
Он задал следующий вопрос:
— А Энди? Ты вернешься домой до утра?
Она покачала головой.
— Вряд ли. Придется тебе приготовить его к школе.
Я думаю, с этим ты справишься и без меня. — Неужели
теперь она вообще нужна ему только для того, чтобы заботиться о детях?
— С этим я справлюсь, — согласился он и добавил:
— Но ты нужна мне для другого…
— Да? — холодно удивилась она, поднимая на него
глаза. — Для чего, например? Ничего подходящего не приходит в голову.
— Пейдж… но я же люблю тебя… — Его слова прозвучали
искренне.
— Неужто, Брэд? — с грустью спросила она. — Насколько
я понимаю, я долго сама себя обманывала. И ты меня обманывал. Знаешь, я думаю,
это даже хорошо, что теперь все выяснилось и определилось. — Хотя это
открытие и не доставляло ей радости, говорила она совершенно искренне. На самом
же деле она и сейчас была потрясена до глубины души.
— Мне жаль, Пейдж, что так получилось, — тихо
откликнулся Брэд, но даже шага к ней не сделал. Это сказало ей больше, чем
миллион слов. Между ними отныне пролегла пропасть.
— Мне тоже, — сказала она, взглянула на него и направилась
в ванную. Она включила воду, закрыла за собой дверь. Лежа в ванне, она думала
об Алисон и Брэде, и у нее по щекам текли слезы. Теперь ей придется плакать о
двоих, повторяла она себе.
Глава 6
Воскресную ночь Пейдж провела в госпитале, свернувшись
клубком в кресле в приемной. Она даже не замечала, насколько неудобно кресло —
она не могла заснуть, думая об Алисон. Запахи и звуки госпиталя не давали ей
спать, ее все время мучили плохие предчувствия, ей казалось, что Алисон может
умереть в любой момент. И наконец, в шесть утра ее пустили к дочери.
Милая молодая медсестра провела Пейдж в палату, по дороге
болтая о том, какая Алисон красивая, какие у нее чудные волосы. Пейдж слушала
ее вполуха, думая о своем, пока они шли по коридору. Ей не хотелось разговаривать,
хотя она была признательна сестре за то, что та заботилась о ней. Она не могла
себе представить, как это они могут знать, какой красивой была раньше Алисон.
Ведь они увидели ее изуродованной.
Они миновали несколько дверей, автоматически раздвигавшихся
при их приближении. Пейдж пыталась собраться с мыслями — она не переставала
думать о Брэде и обо всем, что случилось с ними, а нужно было
сконцентрироваться на Алисон. Вид дочери, когда Пейдж, подойдя к кровати,
наконец увидела ее, не слишком воодушевил ее.
Алисон выглядела хуже, чем перед операцией, — повязка
на бритой голове просто устрашающая, лицо смертельно белое, она окружена
аппаратами, трубочками и проводками. Казалось, что ее душа находится за тысячи
миль от бедного измученного тела.