— Несчастного случая?
— Того, что слишком сильно ударил Артура.
— По какой дороге вы поднимались?
— По Уандерланд-авеню.
— Вы уверены?
— Нет, но мне кажется, так. Все эти годы... я старался обо всем забыть.
— Так говорите, вы были пьяны, когда прятали тело?
— Да, пьян. Не думаете, что причины для этого у меня были?
— Не важно, что я думаю.
Босх насторожился. Пока Делакруа делал полное признание, он выявлял и те сведения, которые могли навредить делу. То, что он был пьяным, объясняло, почему тело было торопливо брошено на холме и наспех прикрыто рыхлой землей и сосновыми иглами. Но Босх вспоминал свой трудный подъем вверх по склону и сомневался, чтобы пьяный человек мог взобраться туда, неся или волоча труп сына.
Не говоря уж о рюкзаке. Пришлось его тащить вместе с телом, или Делакруа вторично поднимался на холм и каким-то образом нашел в темноте то место, где спрятал труп?
Пристально глядя на него, Босх обдумывал, какой предпринять ход. Он погубит дело, если своим вопросом спровоцирует ответ, который адвокат использует в своих целях на судебном процессе.
— Помню только, — неожиданно произнес Делакруа, — что у меня это заняло много времени. Чуть ли не всю ночь. Я крепко обнял Артура перед тем, как положить в яму. Простился с ним.
Делакруа посмотрел на Босха, словно ища подтверждения, что правильно поступил.
— Давайте уточним кое-что, — сказал тот. — Какой глубины была яма, в которую вы его положили?
— Мелкой, около двух футов.
— Как вы ее вырыли? У вас были при себе инструменты?
— Нет, я об этом не подумал. Пришлось копать руками. Особенно углубиться не удалось.
— А что сделали с рюкзаком?
— Тоже положил туда. В яму. Но не уверен.
Босх кивнул:
— Хорошо. Помните что-нибудь о том месте? Было оно крутым, пологим или грязным?
Делакруа покачал головой:
— Не помню.
— Были там дома?
— Да, несколько домов поблизости было, но меня не видел никто, если вы это имеете в виду.
Босх решил, что зашел слишком далеко на опасную почву. Требовалось вернуться и прояснить некоторые детали.
— А скейтборд вашего сына?
— Скейтборд?
— Что вы с ним сделали?
Делакруа подался вперед и задумался.
— Знаете, право, не помню.
— Закопали вместе с Артуром?
— Не помню...
Босх подождал несколько секунд. Делакруа молчал.
— Хорошо, мистер Делакруа, сейчас мы устроим перерыв, я пойду поговорю с напарником. Подумайте обо всем, что мы говорили. О месте, куда отнесли своего сына. Постарайтесь вспомнить о нем побольше. И о скейтборде.
— Ладно.
— Я принесу вам еще кофе.
— Спасибо.
Босх поднялся, собрал пустые чашки и вышел из комнаты. Тут же направился к аппаратной и открыл дверь. Там были Эдгар и еще кто-то. Незнакомый Босху человек смотрел на Делакруа сквозь прозрачное с одной стороны зеркало. Эдгар потянулся к видеокамере, чтобы ее выключить.
— Не выключай, — торопливо произнес Босх. — Пусть работает. Если он вспомнит еще какие-нибудь детали, то я не хочу, чтобы кто-либо заявил, будто их сообщили ему мы.
Эдгар кивнул. Другой человек отвернулся от зеркала, широко улыбнулся и протянул руку. С виду ему было не больше тридцати лет, с темными, гладко зачесанными назад волосами и очень белой кожей.
— Привет, Джордж Португэл, помощник окружного прокурора.
Босх поставил пустые чашки на стол и обменялся с ним рукопожатием.
— Похоже, дело у вас интересное, — сказал Португэл.
— И становится все интереснее, — усмехнулся Босх.
— Ну, судя по тому, что я в течение десяти минут видел, вам совершенно не о чем беспокоиться. Это верняк.
Босх кивнул. Ему хотелось рассмеяться над бессмысленностью данного заявления. Он прекрасно понимал, что на интуицию молодых прокуроров полагаться не стоит. Подумал обо всем, что случилось до того, как они привели Делакруа в комнату по ту сторону зеркала. К тому же ему было известно, что никаких верняков не бывает.
38
В семь часов вечера Босх с Эдгаром повезли Самьюэла Делакруа в Паркер-центр для официального взятия под стражу по обвинению в убийстве своего сына. Они допрашивали его с участием Португэла еще почти час, но смогли добыть лишь несколько новых подробностей убийства. Отцовская память о смерти сына и собственной роли в ней притупилась за двадцать лет страданий от сознания вины и пьянства.
Португэл покинул комнату для допросов, по-прежнему считая это дело верняком. Однако Босх не разделял его уверенности. Он никогда не бывал так удовлетворен добровольными признаниями, как другие детективы и прокуроры. Считал, что искреннее раскаяние встречается в мире редко. Относился к непредвиденным признаниям с предельной осторожностью, всегда искал за словами какую-то игру. Для него каждое дело походило на строительство дома. Когда появлялось признание, оно становилось бетонным фундаментом, на котором возводился дом. Если бетон был неправильно замешен или уложен, дом мог не выдержать первого толчка землетрясения. Везя Делакруа в Паркер-центр, Босх сознавал, что в фундаменте этого дома есть невидимые трещины. И землетрясение надвигается.
Мысли Босха прервало щебетание сотового телефона. Звонила лейтенант Биллетс.
— Вы исчезли до того, как нам представилась возможность поговорить.
— Мы везем его в Паркер-центр для оформления ареста.
— Судя по голосу, ты этим доволен.
— Сейчас я не могу говорить.
— Он вместе с вами в машине?
— Да.
— Как думаешь, это серьезно?
— Пока не знаю.
— Ирвинг и Медина уже звонили мне. Насколько я понимаю, в пресс-службе прокуратуры разошелся слух, что обвинение вскоре будет предъявлено. Как мне лучше обойтись с этой информацией в интересах дела?
Босх взглянул на часы. Он думал, что, оформив арест Делакруа, они успеют до восьми подъехать к дому Шейлы. Его беспокоило, что если сообщат эти сведения прессе, то репортеры нагрянут туда раньше их.
— Знаете, мы хотим прибыть к дочери первыми. Можете позвонить в прокуратуру и попросить, чтобы придержали эту информацию до девяти? И в нашу пресс-службу тоже.
— Хорошо. После того как сдадите этого типа, позвони мне обязательно. Домой. Если возникнет какая-нибудь сложность, я должна об этом знать.
